Полуостров Камчатка располагается где-то у самых крайних северо-восточных пределов евроазиатского континента, «на Камчатке». По своим очертаниям и характеру расположения Камчатка напоминает, правда весьма отдаленно, так называемую серьгу — кожный вырост, свисающий под горлом лося-сохатого.
На фоне колоссальной территории нашей страны, первой в мире по запасам земного пространства, размеры Камчатки не очень-то и впечатляют, но если попытаться мысленно расположить Камчатскую область где-нибудь в центре Европы, можно с удивлением обнаружить, что территории Германии, например, для этого будет недостаточно.
Камчатка омывается Тихим океаном. Охотским и Беринговым морями, с севера на юг она «провисла» на 1200 километров, а ее площадь составляет 370 тыс. км2 (площадь всей Камчатской области — 472 тыс. км2).
В нашем сознании Камчатка жива прежде всего своими экзотическими проявлениями природы. Подумать только — на полуострове 160 вулканов, из которых 28 действующих, множество гейзеров и горячих ключей, фантастически богатые нерестилища лососевых рыб и легендарные камчатские крабы весом до 7 килограммов и размахом ног до 1,5 метра. И, конечно, она славится едва ли не самыми громадными в России бурыми камчатскими медведями. Что еще мы знаем о Камчатке? Знаем, что там есть геотермическая Паужетская электростанция, знаменитый на весь мир многострадальный Кроноцкий заповедник.
Мы редко пишем о Камчатке, мало уделяем ей внимания, в чем есть доля вины и нашего журнала, хотя только в прошлом году редакция познакомила читателей с очерком С. Корнева «С гончими на Камчатке», Л. Мамонова «Ездовые собаки Камчатки» и «Берингия-2003», С. Усикова «За беляком на Камчатке» и со статьей группы авторов «Камчатскому лосю — четверть века».
К одному из авторов этой очень содержательной статьи В. И. Филю, живущему и работающему на Камчатке с 1969 года, редакция обратилась с просьбой рассказать о Камчатке, о ее природе, охоте и охотничьем хозяйстве. Владимир Иосифович любезно согласился ответить на наши вопросы.
— Владимир Иосифович, расскажите, пожалуйста, немного о себе, о том, как Вы стали охотоведом, как попали на Камчатку?
Трудно говорить о себе, не поступаясь истиной даже перед собой.
Родился в марте 1934 года в Ленинграде. Отец — Бунелик Владимир Родионович, выходец откуда-то из Закарпатья, никакого отношения к охоте не имел, так же как и отчим — Филь Иоасаф Дмитриевич. Оба погибли в войне 1941-45 гг. Охотниками в семье по материнской линии были дед Пахомов Семен Егорович и его сыновья. Мама вспоминала о попытках отца приучить ее к охоте, но учебные поползновения деда не прошли. Внук же заразился этой страстью навсегда.
С 8-го класса школа была лишь подготовкой к сдаче вступительных экзаменов в
Московский Пушно-Меховой институт (МПМИ). В охотоведение привело не только воспитание деда, но и запойное чтение книг о природе, охоте. Если первой запомнившейся книжкой была детская «Оранжевое горлышко» Виталия Бианки, то последующими — «Жизнь животных» А. Брема во всех ее ипостасях. Затем Э. Сетон-Томпсон, Фенимор Купер. Зачитывался «Песней о Гайавате» Г. Лонгфелло, а также отечественной классикой, и не только об охоте, от И. С. Тургенева и С. Т. Аксакова до Е. Э. Дриянского и А. А. Ширинского-Шихматова.
Детство прошло в различных регионах страны от г. Льгова, что в Курской области. (Не путать с одноименным тургеневским селом из Орловской губернии в «Записках охотника»). Затем Закавказье в период войны, вновь Льгов, Хабаровск, Забайкалье и г. Спас-Деменск Калужской области. Последний с прекрасными в округе полевыми, лесными, болотными угодьями, обилием дичи и не меньшей насыщенностью лесов остатками вооружений недавно закончившейся войны. В начале 50-х прошлого века многие минные поля, если можно так выразиться, функционировали, но именно на «защищенных» ими территориях был тот край непуганых птиц и зверей, куда постоянно манили самые радужные ожидания охотничьих надежд. Не останавливали ни заграждения колючей проволоки с ненавистными «Achtung! Minen!» и не менее страшным «Осторожно! Заминировано». Маршрутами служили лосиные тропы, а в глубокоснежье — «Авось пронесет на лыжах». Пронесло.
В 1953 г. сумел убедить экзаменаторов поставить хорошие оценки при поступлении в МПМИ.
Студенческие годы. Оторванность от дома, некая обособленность, после перевода факультета в Иркутск, послужили созданию того братства охотоведов «москвичей» и образованию столь прочных дружеских связей между ними, какие оказались порой прочнее родственных. Твердо можно утверждать, что среди нас не могло быть ни стукачей, ни предателей. Были жлобы, куркули, выпивохи, драчуны, но это в порядке редких исключений, а «перековка» их происходила весьма быстро и радикально под влиянием окружения сокурсников. В противном случае не «перековавшимся» грозило отторжение. Прощалось многое — разгильдяйство, лень, иные «заскоки», но только не предательство. Мы научились радоваться успехам друзей, сопереживать их бедам и неудачам.
Мне среди однокурсников, собиравшихся у Валентины Бибиковой в прошлом году на 50-летие с момента поступления в институт, было чему поучиться у Бориса Вострокнутова, Юры Чичикина, Юры Мамаева, Тома Самсонова, Валентина Кручинина, Бориса Дедова. Не говорю уже о тех, кого нет с нами, как Алик Мень, Толя Четвериков и не сумевших приехать на встречу многих и многих других. К каждому в любое время можно было идти, как к себе домой, и паролем служило наше общее дело, страсть, увлечение — охота и охотоведение. В становлении таких взаимоотношений и в более поздние времена пальму первенства необходимо отдать Вале Бибиковой с ее родителями и Олегу Габузову.
По убеждениям я не фаталист, но некая трансформация с собственными фамилией, именем, отчеством, возникшая независимо от меня, вероятно, сыграла свою роль во всей дальнейшей жизни. После окончания двух курсов в МПМИ факультет переводят в Иркутский СХИ. По окончании его отработал в Тофаларии три года. Пригласили в аспирантуру. Тема «Охотничье хозяйство Тофаларии» была предложена постановлением Иркутского облисполкома.
Учебное время аспирантуры, в связи с переездом руководителя профессора В. Н. Скалона в Казахстан, также разбилось на два этапа — сначала в ИСХИ, затем в Алма-Атинском пединституте. Единственной пользой для Тофаларии, а вернее тофов-охотников, как следствие выполненной работы, была ликвидация колхозов.
По окончании аспирантуры был распределен в Главохоту Казахской ССР на должность Главного охотоведа. Однако административная работа, хотя и по специальности, несмотря на многие возможности и своего рода «льготы», не смогла перебороть тяги к науке. Вероятно здесь и влияние старшекурсников охотоведов МПМИ, в прошлом КЮБЗовцев и однокашников, лекции А. М. Колосова, П. А. Мантейфеля и В. Н. Скалона.
В 1965 г. ушел в Казахстанское отделение ВНИИОЗа, сразу же после защиты кандидатской диссертации.
В 1969 г. возникла необходимость «расширения тематики исследований и улучшения деятельности Камчатского отделения ВНИИОЗ». Принял приглашение и в числе четырех сотрудников перебрался в Петропавловск-Камчатский. В какой-то мере сбылась мечта о работе в «дальних странах», ведь еще в школе предпочитал сидеть «на Камчатке». Была предложена тема «Копытные животные», но руководство института никак не могло «забыть», что я ученик профессора В. Н. Скалона. Поэтому параллельно с основной темой «нагружали» «организацией и экономикой охотничьего хозяйства». Без соответствующей подготовки, а более того собственного влечения к этим вопросам, чувствовал себя дилетантом, и крайне жалко было времени затрачиваемого для сбора, на мой взгляд, никчемных статистических данных по пушным и прочим заготовкам и попыткам скомпоновать из этих данных нечто «научное». Не получалось.
В целом же обучение в двух школах МПМИ и ИСХИ, безусловно, отразилось на многих охотоведах, работавших впоследствии во ВНИИОЗовской науке. Порой приходилось чувствовать себя, как в том анекдоте про метиса, о котором и белые, и черные говорят — «нет, не наш». Коренные МПМИшники, корифеи «Биотехнии», говорили или думали — «скалонист», выпускники ИСХИ — «дядяпетист». Конечно, не все, но... некоторые этим грешили. Сейчас нет необходимости поминать «оппонентов» «ласковыми» словами... «иных уж нет, а те далече». Но в 1966 г. тема по копытным была закрыта, естественно, должность сокращена.
Между тем в 1976 г. начался большой эксперимент с интродукцией лося на полуостров, а проследить за процессами акклиматизации изначально, к сожалению, не удалось. Поработал в областном управлении охотничьего хозяйства три года и начал чувствовать, что это путь «в никуда». Уезжать с Камчатки не хотелось, хотя и были приглашения из других регионов. В 1980 г. сумел организовать «опытный участок» — прототип будущих опытно-производственных участков (ОПУ) Главохоты РСФСР. Ушел на него охотоведом-инструктором и постепенно «докатился» до штатного охотника госпромхоза. Вот здесь-то и пригодились все накопленные знания по экологии пушных зверей, умение оценивать особенности поведенческих реакций объектов промысла на те или иные условия в различные охотничьи сезоны. Результаты не заставили ожидать — результаты появились достаточно быстро. В лесу пережил все годы социально-экономического реформирования нашего общества. Вернулся из леса на пенсию в 1996 г. уже в новую, другую страну.
Ублажение собственной лени на «заслуженном отдыхе» оказалось делом достаточно тяжким. К концу прошлого века пригласили на работу в Камчатский институт экологии и природопользования (КИЭП ДВО РАН). Здесь попал в обстановку, когда руководство создает своим сотрудникам необходимый для исследовательской работы «режим наибольшего благоприятствования».
На мой взгляд, основное в жизни исследователя — оставить после себя хоть какие-то следы. Для работника научного учреждения это прежде всего статьи, книги. Вряд ли это случайно, но первой публикацией была заметка, своего рода крик души — «Браконьеры и покровители» в нашем журнале за 1957 г. В различных изданиях — журналах, сборниках научных трудов и материалов опубликовано более 100 работ и не меньшее количество на страницах газет в виде рассказов либо материалов, обращенных к общественному мнению с охотничьей и природоохранной тематикой.
— Каковы природные особенности Камчатки?
— Геологическая история, неоднократные трансгрессии и регрессии моря, влияние ледникового периода и полуостровное положение наложили свои особенности на флору и фауну Камчатки. Сравнительно с теми же широтами на материке состав охотничьих и иных животных обеднен. Это относится и к растительности. Однако продуктивность биологических сообществ, несмотря на относительно малое поступление энергии от солнца, достаточно высока за счет термальных проявлений в почвенном горизонте, поступления дополнительной энергии и веществ с выбросами вулканов, а также за счет притока их с акватории Тихого океана с мигрантами-лососями. Видимо, сочетание комплекса экологических условий определяет своеобразный гигантизм травянистых растений полуострова, что отразилось и на отдельных видах животного мира. Характерные примеры: крупные размеры соболя, медведя, лося и даже зайца-беляка.
Продолжительная, хотя и довольно мягкая зима, чрезвычайно высокий снежный покров, частые пурги, а порой вулканические пеплопады и резкая смена температур наложили определенную направленность на адаптацию зверей и птиц к выживанию в сложных условиях зимовок. В этом отношении благоденствуют лишь медведь, сурок да длиннохвостый суслик, отсыпаясь самый трудный период в своих берлогах и норах. У всех остальных накопление энергетических резервов летом и крайне экономное их расходование зимой — главная стратегия выживания.
Только в центре Камчатки хвойные массивы из лиственницы, ели и березы с определенными допущениями можно назвать тайгой. Большая часть «тайги» полуострова представлена каменно-березовыми лесами, перемежающимися чозениево-тополевыми массивами и ивняками пойменного комплекса. От верхней границы растительности в горах и до берегов океана и морей распространены массивы кедрового и ольхового стлаников. Все это перемежается безлесными пространствами высокогорий, горных, предгорных, приморских «тундр» и болот. Биотопическое разнообразие угодий, кедровый стланик, кустарниковая бузинолистная рябина, жимолость, голубика, брусника, шикша и другие в сочетании с ежегодным приходом на нерест нескольких видов проходных лососей определяют стабильность и обилие кормовой базы хищников со смешанным типом питания и растительноядных животных. Это предопределяет относительно высокую биологическую продуктивность популяций медведя, соболя, выдры.
— Охотничье-промысловые звери и птицы Камчатки. Каков их состав и величина добычи?
— Основными объектами промысловой охоты до наших дней остаются соболь, лисица, выдра, ондатра, горностай, норка, белка, росомаха. Ранее сюда можно было отнести медведя, северного оленя и даже снежного барана. Сейчас последние виды переориентированы всецело для потребностей спортивно-любительской охоты, в том числе и в сфере отечественного и зарубежного охотничьего туризма. До выхода Корякского автономного округа из состава Камчатской области в 1991 г. промысловое хозяйство было организовано в 12 государственных охотхозяйственных предприятиях (госпромхозах). Безусловно, единообразие в системе управления отраслью имело многие положительные моменты. Имелась возможность четкого регулирования, и даже с элементами управления популяциями основных видов промысловых зверей и птиц, в частности соболя, лося, снежного барана, медведя. Прежде в среднем по области стабильно в сезон заготавливалось около 9 тысяч шкурок соболя, 3–4 тысячи горностая, столько же лисицы и белки, 100–150 росомах, до 20 тысяч шкурок ондатры, 2–3 тысячи норок, 4–5 тысяч шкурок зайца-беляка.
Амплитуда колебаний заготовок шкурок, за исключением соболя и выдры, по отдельным сезонам колебалась в двух-трехкратных пределах. В то же время производство пушнины всегда считалось убыточным, в порядке компенсации госпромхозы области занимались ловом лосося на внутренних водоемах. В целом же система госпромхозов была достаточно высоко рентабельной. Это позволяло аккумулировать часть средств для проведения внутренних охотхозяйственных и акклиматизационных мероприятий.
— Какова численность основных видов охотничье-промысловых животных Камчатки?
— Вряд ли целесообразно сейчас говорить о нынешней и бывшей в прошлом численности основных видов животных. Она, как и плотность населения, весьма динамична во времени. В практике охотоведения складывалась некая средняя величина ежегодно допустимого объема изъятия. В зависимости от условий воспроизводства того или иного вида ресурсов ежегодно вводились поправки. В этом случае в принципе нет необходимости точного изучения численности популяций, а достаточно было даже по косвенным показателям (индикаторам) отслеживать тенденцию в ее многолетней динамике. Только редкие и ценные виды (лицензионные) требовали регулярных учетов и количественных оценок ежегодного уровня воспроизводства. Мониторинг популяции соболя был достаточно полно отработан еще в системе ВНИИОЗа.
Исследование численности медведя имеет свою историю, и широкий разброс ее оценок — от 6–10 до 20–26 тыс. Вообще с медведем происходит нечто непонятное. Прежде, когда был широко развит петельный отлов этого зверя и на нерестовых реках устанавливались тысячи петель, а охота не была ограничена ни сроками, ни лицензионной системой, медведя было не меньше, но и не больше, чем в наше время. К концу прошлого века изменилась схема добычи медведя, уже не с целью заготовок мяса и шкур, а в стремлении добыть трофей. Начали добывать преимущественно крупных самцов, особенно весной. Серьезно изменился возрастной состав популяции, возможно и половой. Уменьшается относительное количество крупных самцов в популяции, вслед за этим увеличивается уровень сохранности молодняка и оценка численности медведя возросла от 8–12 до 19–21 тыс. особей (Гордиенко и др., 2003). Авторы учетных работ подобное увеличение численности видят в совершенствовании методик, другие, в частности начальник Елйзовской районной службы госохотнадзора Заславский А. Н., — в «социальном заказе» с целью предотвращения ограничений объемов добычи для охотничьего туризма. Кто прав — покажет время. Проблемы с состоянием популяции медведя заключены не только в избирательном отстреле крупных самцов, и достаточно часто непосредственно с использованием вертолетов, но также и в развитии браконьерского отстрела вблизи нерестилищ лосося на реках. Здесь медведь — конкурент для добытчиков икры. А именно такое отношение к рыбе создало, по словам кого-то из претендентов на депутатский мандат в Думу РФ, новое «сословие браконьеров». Основная беда современного состояния популяций крупных «трофейных» видов животных — применение вертолетов и снегоходов непосредственно для отстрелов.
Практически из-за этого на полуострове исчез дикий северный олень, за исключением территорий Кроноцкого государственного биосферного заповедника. Сокращена численность и разрушен половой и возрастной состав популяций снежного барана. Относительное количество взрослых самцов в «материковской» популяции лося оказалось недостаточным для нормального воспроизводства. В 2003 г. доля телят-сеголеток составила там около 10 %, тогда как в норме их должно быть от 20 до 30 %. Причины и механизмы этого пока непонятны, но многие склонны считать это последствием трофейных охот. Есть некоторые признаки уменьшения воспроизводственного потенциала популяции лося и на полуострове.
— На кого и как чаще всего охотятся на Камчатке?
— Нельзя не сказать о любительской, или спортивной охоте. Не секрет, что очень многие люди, приезжавшие в свое время на Камчатку, оставались здесь, в том числе и из-за возможности провести свой отпуск, выходные дни на охоте либо рыбалке. Конечно, это о тех, для кого охота не является основным средством существования — промысловиках. Прекрасны были охоты на пролетную дичь как весной, так и осенью. Ничего более грандиозного, чем весенний пролет гусей на севере области, в частности по Парапольскому долу, нигде прежде видеть не приходилось. Все воздушное пространство в отдельные часы валового пролета заполнено летящими треугольниками, лентами пролетной казары, как здесь называют пискульку и белолобого гусей и табунками гуменника. Все это перемежается стаями лебедей и снующих по всем направлениям благородных уток. Одна беда, никогда эта охота не регламентировалась и не устраивалась необходимым образом. Охотничьи «достижения» многих «любителей» определялись лишь количеством истраченных патронов. Счет патронам велся не на десятки, а на сотни и даже тысячи. Добывали не так уж много, но тысячи подранков улетали в тундру. Впоследствии становились добычей ворон, лисиц и других наземных и пернатых хищников. Нет ныне тех феноменальных пролетов гуся.
Одной из интереснейших на осеннем пролете была охота на среднего кроншнепа. Многочисленные табунки куликов-ягодников летели вдоль прибрежных тундр. И так же, как на гусиных перелетах, отсутствовала какая-либо организационная упорядоченность проведения этих охот. Как следствие — скученность охотников, стрельба на сверхдальних дистанциях, а результат тот же — кто выстрелил больше патронов. Мне как-то пришлось побывать на «промысловом» отстреле куликов, был и такой. На вечерней заре у грязевой отмели озера к выставленным профилям кулики шли с такой интенсивностью, что за 10–15 минут ушло через МЦ-21-12 не менее семидесяти патронов. Ствол накалился до того, что к нему было нельзя притронуться рукой. Правда, и результативность стрельбы оказалась хорошей, на три ружья было взято более 150 птиц.
Прекрасна охота на зайца-беляка. Лишь здесь пришлось увидеть настоящие миграции этого зверька, когда сотни их стекаются на одну тропу, а тропы, как мелкие ручейки в реку. Коренная тропа после прохода зайцев вполне выдерживает вес человека. С высоты птичьего полета такие миграционные «малики» зайцев выглядят как лежащее на земле фантастическое дерево, а ниже основания «ствола» тропы наподобие корней вновь разбегаются в разные стороны. Известны случаи, когда при промысловом отстреле за день на ружье брали до сотни зверьков. Один стрелок сидел на коренной тропе, а другой или вдвоем гнали зайцев. Такой ход зайца обычно предшественник беды, чем он вызывался, непонятно, то ли извержением вулканов, то ли иными причинами. Отстрел большого количества зайцев в подобных случаях просто необходим.
Как и в других местах, наши охотники ожидают дня открытия охоты на утку, чтобы отвести душу в первые зори. Затем ожидают осенние перелеты северной утки. Я отношусь к числу тех охотников, которые, однажды попав на удачную охоту и настрелявшись от души, как-то остывают к стрельбе. Приехав на Камчатку, лишь два-три раза выезжал на гуся, также и на куликов. К утиной охоте после весны 1955 г. в дельте Селенги на Байкале, когда добыл более полутора сотен уток и гусей для изучения птиц работниками противочумного института, стал вполне равнодушен. Нет! Меня по-прежнему волнует взлет утки, взлетевший из-под ног бекас, вынырнувший из лунки глухарь или токовая песня его, но стрелять уже многие годы решаюсь только в случае необходимости. Также и добыча крупных зверей: лося, оленя, снежного барана — не вызывает тех чувств, что прежде. Добычу медведя, после многих сотен встреч с ним в угодьях, избегаю. Слишком много труда приходится вкладывать в обработку, чтобы довести продукцию «до ума». Последних двух медведей убил на даче, когда звери стали опасны людям.
— В статье «Пенжинский лось» (ж. «Охота и охотничье хозяйство», № 3, 1975) Выписали: «акклиматизация лося на полуострове интересна как с хозяйственной точки зрения, так и с научной,... условия... в долине реки Камчатки позволяют обитать до 1500 лосей, а может быть и большему их количеству». В 2000 году, спустя 25 лет после начала успешной акклиматизации лося на Камчатке, его численность достигла здесь 2500 особей («Камчатскому лосю — четверть века», ж. «Охота и охотничье хозяйство», № 6, 2003). Каковы, по Вашему мнению, успехи, и в чем причины неудач вселения в охотничьи угодья Камчатки других охотничьепромысловых видов животных?
— Если белка и рысь самостоятельно проникли на полуостров в первой половине прошлого столетия, то ондатра, норка, лось были интродуцированы и после акклиматизации стали объектами регулярного промысла. Неудачей окончились попытки акклиматизации канадского бобра, тетерева и рябчика. Бобр сначала успешно осваивал водоемы, самостоятельно довольно широко расселялся, а в последние 15–20 лет стал исчезать. Основную причину этого охотоведы видят в браконьерстве и адаптации медведя к добыче этого зверя. Вероятно, здесь сказываются и иные причины, связанные с условиями гидрорежима рек, почвами, особенностями произрастания растительности по берегам водоемов и т. д. Неудача с выпусками тетерева и рябчика, видимо, связана с тем, что птицы были привезены в ослабленном состоянии и выпущены в предзимье. Но вернее всего, не был учтен какой-то из экологических факторов. В частности, наличие относительно большого количества пернатых хищников: ястреба-тетеревятника и кречета, либо связано с местными особенностями режима снежного покрова. Ответ на вопрос о неудаче интродукции птиц и о том, каким образом ее преодолеть, до сих пор остается открытым.
— Каковы перспективы охотничьего хозяйства на Камчатке?
— В заключение два слова о современном состоянии отрасли и ее перспективах. Трудно назвать охотничье хозяйство Камчатской области вполне благополучным в прежние времена, до пришествия «капитализма». Это несмотря на то, что отраслью руководил в целом солидный корпус специалистов-охотоведов. В «Камчатпромохоте» угодья, ресурсы охотничьих зверей и птиц находились в единой государственной системе управления. Основные издержки заключались в излишней централизации управления, невозможности или нежелании закрепить участки охотничьих угодий в постоянное фактическое пользование за конкретными штатными охотниками, а порой и распределении прибыли без учета потребностей основных производителей продукции. Ведь все это было вполне возможно учесть при одном в области юридическом охотпользователе и сравнительно небольшом числе «хозяев» фактических участков угодий.
Новая система организации охотничьих угодий определилась их арендой, так называемыми «юридическими лицами», где охотничье хозяйство как таковое не является основой производства. Это внесло в характер эксплуатации ресурсов государственного охотничьего фонда стремление большинства из охотпользователей к получению сиюминутной, стремительной выгоды. А таких «юридических лиц» в Камчатской области около 80, это без учета территории Корякского автономного округа. К тому же многие руководители таких организаций даже не живут на полуострове.
Давно известно, что благополучие популяций промысловых животных зависит от охраны и сберегающей системы освоения их. Наилучшие результаты охотхозяйственной деятельности достижимы только в специализированных спортивно-охотничьих и промысловых хозяйствах. В обоих случаях необходимо наличие конкретного фактического пользователя угодий на долговременной, лучше постоянной основе. Ведь недаром один из первых президентов США, кажется Джефферсон, сказал: «Отдай оазис в аренду на 9 лет, и он превратится в пустыню. Если же пустыню отдать в собственность, то она со временем превратится в оазис». Лучше не скажешь. Главное здесь — кому отдать. Да и как тут не вспомнить Е. Э. Дриянского. В заключение книги «Записки мелкотравчатого» он написал: «От себя добавлю только то, что правильная и серьезная псовая, как и всякая другая, охота есть своего рода наука, к которой, заключу словами ловчего Феопена: «надо подступать умеючи». Боюсь, что «подступать умеючи» к развитию нашего охотничьего хозяйства, начнут только после серьезного подрыва воспроизводственного потенциала ресурсов охотничьего фонда. Но ведь надо же когда-то начинать учиться, если не на чужих, что более целесообразно, то хотя бы на своих ошибках. Остается лишь надеяться — научимся.
— В этом году, Владимир Иосифович, Вам исполнилось70 лет. В год Вашего славного юбилея мы желаем Вам всего самого светлого и доброго, здоровья, бодрости духа, успехов в работе, дружеского расположения и взаимопонимания со стороны коллег. Большое спасибо за беседу.
Филь В. И. У нас на Камчатке: [Беседа с охотоведом В. И. Филем о природе]. // Охота и охотничье хоз-во. — 2004. — № 6. — С. 6-9.
Автор — В. И. Филь