Отыскивая в Петропавловске-Камчатском институты ДВО РАН, я все время слышала: «Это на Пийпа». И никак не увязывала название, казавшееся мне географическим, с именем человека, родившегося. в противоположном конце когда-то огромной державы, но посвятившего себя Камчатке, основавшего здесь первый в стране Институт, вулканологии. В нынешнем году РАН отметила 100 лет со дня его рождения, а Ученый совет Института вулканологии и сейсмологии (нынешнее название) рекомендовал к изданию полевые дневники Бориса Пийпа.
Профессия естествоиспытатель
Их опубликовали впервые, взяв период с тридцатых по пятидесятые года XX века. Больше не уместилось под одной обложкой. Составители-вулканологи, в том числе и внук Бориса Ивановича, отобрали лишь то, что им показалось наиболее значимым. На тех, кто хоть чуть не равнодушен к Дальнему Востоку, она произведет впечатление. Чем? Честным профессионализмом исследователя-интеллигента. В предисловии к книге так о Пийпе написал Юрий Дубик, знавший ученого лично: «Мне кажется, что в нашей вулканологии он был последним Естествоиспытателем: я пишу это слово с большой буквы, потому что оно характеризует особый подход к науке и огромное уважение ученого к объекту своих исследований. ...Все мы, а это уже несколько генераций вулканологов, вышли из. его института.»
Вот и сегодня собирающимся «идти» в геологи, стоит порекомендовать прежде прочитать «Дневники вулканолога Бориса Пийпа». Пусть в них говорится о делах минимум полувековой давности, когда в обиходе не было мобильной связи, компьютеров, e-mail и прочей техники, облегчающей нашу жизнь, но ведь и в наши дни они доступны в основном горожанам. А работающий в горах, тайге, на вулканах (не в кино) человек и сейчас нередко остается один на один с природой. Даже без товарищей. Такова работа.
Турист, ясным теплым днем любующийся экзотикой со специально оборудованной площадки для обзора гор, расщелин, вулканов и гейзеров, не в счет. Исследователи смотрят на эту красоту большей частью при дрянной погоде и с других точек, до которых еще добраться надо на своих «двоих», а не на джипе или вертолете. Да с грузом на спине. Так Пийп и исследовал Камчатку долгие годы. Дневники вел долго, в разные периоды своей жизни, но в них нет ничего напоказ. Ни назиданий потомкам, ни размышлений о великом смысле жизни... Просто много-много труда и мало праздников. Как обычно у любых профессионалов. Труда, если не каторжного (сам ведь определил себе занятие, а не принудили), но тяжкого. Большей частью под дождем да снегом, с долгими ежедневными переходами, порой под вулканическими бомбами... И праздников в виде солнца, брызнувшего сквозь облака, вулканов, высвободившихся из пелены тумана, вовремя ушедшего в рейс судна или самолета, взявшего на борт экспедицию, долгожданной бани после многих недель поля...
Хотя ведь были в его жизни и защита диссертаций, и награды, и избрание в Академию наук... Но об этом в книжке коротко, на страничках автобиографии: «Мой отец Иохан Кай Пийп происходил из эстонских крестьян, моя мать — Анна Мюрк — умерла, когда мне было 2 года». В детстве не знал ни слова по-русски, но отец перебрался в Петербург, где до революции работал столяром-краснодеревщиком на фортепьянной фабрике, а потом слесарем на разных заводах. В этом городе Борис вырос, получил образование окончил в 1931 году Ленинградский горный институт. И с дипломом инженера-петрографа был оставлен, на кафедре в аспирантуре, где спустя три года успешно защитился. Но в том же 1931 году он участвует в Камчатской экспедиции академика А.3аварицкого, под руководством которого знакомится с методикой изучения действующих вулканов. И судьба делает резкий поворот: из-за полевых работ, требующих длительных отлучек, Б. Пийп оставляет педагогическую деятельность. Все его силы и время начинает занимать Камчатка.
Восхитительно до безумия
Добирались тогда на полуостров, сначала курьерским до Владивостока, а затем пароходом. Но ждать его приходилось долго. «Город не особенно красив, пишет Пийп 1 июня, но восхитительна местность, на которой расположен». Его поражает чистота Амурского залива, с набережной сквозь аквамариново-зеленуто толщу воды видны водоросли... «В один из первых дней нашего пребывания здесь были на китайском базаре. Торговцы все китайцы.. Самое интересное это китайская снедь: каракатицы, какието черви, раковины моллюсков. Были в китайском театре... Пароход, на котором едем, китайский и команда тоже, капитан француз. Ехать мне придетсяв трюме. Это будет ужасно...» 5 июня: «Тут творится безобразие с пароходами. Ни одно должностное лицо не знает, когда будет отплывать пароход». 8 июня: «Собственно посадки не было, сели кто хотел. Трюм заполнен дощатыми громадными нарами вдоль и поперек. Очень демократическое население, масса мешков, ребят всех возрастов. Что будет во время шторма — трудно представить. Мы заняли верхние нары с той мыслью, что если будут блевать, то не они на нас, а мы на них. До 12 ночи будут грузить уголь. Палубу кормового трюма загрузили коровами 40 штук». 10 и 11 июня: «Пароход отплыл в 8 утра, я еще спал. ...Сейчас идем в тумане, поэтому через ровные промежутки времени гудит сирена. Варили примитивный обед из консервов и клецок, ели из кружек. Думали, что на пароходе будут кормить, но ПТУ запретило продавать обеды по спекулятивным ценам. Хотя, если бы они и были, мы не смогли бы их покупать, так как пансион стоил бы 20 руб. Слишком дорого». 14 июня: «Проснулся в 4 утра. Винт не работал. Выскочил на палубу: стоим в сплошном ледяном поле». 15 июня: «Ночью долго не мог заснуть. Предположения мои о поездке в трюме оправдались. Я завшивел. На обратном пути ни за что не поеду в трюме». 16 июня: «Вечером входим в Авачинскую бухту. На фоне синих моря и неба выступают, черные, силуэты гор, увенчанных снегом. Громады Коряки и Авачи потрясающе величественны».
Разбили лагерь на склоне Никольской сопки, облазили ближайшие окрестности, и вот уже у Пийпа возникает мысль остаться на Камчатке. «Здесь восхитительно до безумия», — пишет он в своем дневнике и признается: — Несмотря на некоторый флегматизм, я парень, экзальтированный от природы. Поработаю на вулканах, надеюсь многому научиться у Александра Николаевича... заняться наукой (ее здесь не любят), а за основную работу взять какуюнибудь практическую область".
Однако камчатские начальники впечатляют не менее сильно: «Замечательное представление о вулканах у местных работников. Некуда было свозить мусор из города. Кто-то из работников предложил в будущем устроить подвесную дорогу к Аваче и выгружать в кратер весь хлам и мусор, а кто-то из присутствующих на этом заседании возразил: «Выгрузить-то выгрузите, но будет извержение, и все полетит обратно».
С трудом находят проводника, потому что лето — период сенокоса, заготовки рыбы для себя и собак. Столько живой рыбы, сколько привозят рыбаки здесь, Пийп отродясь не видел: «Говорят, что кунгасы иногда перевертываются от трепета пойманной рыбы». Но вот 26 июня: «Утром выехали на Авачу, вернее вышли, так как верхом ехал только Александр Николаевич... Вечером поставили лагерь на Халактырской сухой реке.. Авача и Коряка при свете луны — это феерическое зрелище».
Адский холод и усталость
Но здесь кончается мало-мальски приличная дорога для лесозаготовителей, и дальше путь торить самим. Туман все время догоняет их, и потому неожиданно появившийся кратер совершенно изумляет: «Крутой склон вдруг превращается в обрыв, у которого нет дна.
«Вверх поднимаются пары. Мы поднимались сюда из лагеря 8 часов, а спустились всего за 3 часа», — пишет Борис 11 июля. Ему всего 25 лет. Радуется, что попал на такое благодатное для петрографа место, работает по указаниям академика А. Заварицкого, но порой тяготится обилием «разжеванной мелочи». Опытный же наставник уже после первой экспедиции пророчит Пийпу блестящее, будущее.
Первое поле молодой инженер-петрограф более всего, занимается Авачей. Этот вулкан бесконечно интересен для исследователя. Однако отчаянно мешает погода; лето, а на Камчатке его будто и нет — то дождь, то туман, то стылый ветер. И совершенно негде обсушиться на этой высоте. Жарко только идти вниз с рюкзаком, полным образцов. И тяжело. Впрочем, тяжело всем и каждый день. 26 августа пошли с Платуновым на север посмотреть геологию: «По веревке карабкался вниз и вверх вдоль андезитовой стенки, брал образцы, делал зарисовки. Устал смертельно. Обратно возвращались уже при луне».
А через три дня начали свирепствовать бураны. «К утру веревки от палаток заледенели и превратились в толстые и мохнатые палки. Стенки палаток покрылись корками льда. Дует адский холод... Я разводил горизонтали и занимался химией... Вчерашний минерал оказался борнокислой солью. Это уже вторая сенсация после находки мной медного купороса. Думаю о тех часах работы, которые мне придется провести в Ленинграде над обработкой материалов».
Но до возвращения к кабинетной работе еще два месяца поля, а умение жить и работать на кручах приходит не сразу. «В один из дней нужно было пересечь крутой снежник.,. Наст был твердый, я поскользнулся, сел на зад и быстро понесся вниз. Хотел задержаться, но это мне не удалось... После нескольких „сальто-мортале“ перед большим камнем я сумел задержаться и остановиться. Отделался небольшим испугом и царапинами».
И самое важное — институт
Год за годом он приезжает на Камчатку. То предмет исследования кальдера Узон, то термальные источники — Малкинские, Начикинские, Банные, Паратунские, то бассейн реки Авачи... Изучает последствия извержений, летом 1946 года участвует в академической первой аэровизуальной экспедиции с академиками С. Смирновым и А. Заварицким.
По просьбе обкома партии оценивает последствия катастрофического цунами в 1952 году. Последствие землетрясения — гигантская волна смыла тогда Северо-Курильск и множество прибрежных поселков Камчатки и Курильских островов. Бросились в глаза строки дневника: «Перед наступлением первой волны море отступило от берегов метров на 500... Она пришла минут через 30 после землетрясения». И мне вспомнились рассказы о недавней чудовищной волне-убийце в Юго-Восточной Азии. Ей тоже предшествовал сильнейший откат моря, и люди пошли собирать оставшиеся на песке раковины... Может, опубликовали бы тогда материалы, о трагедии, кто-то запомнил бы, что таких явлений надо страшиться. Но у нас тогда об этой Природной катастрофе не напечатали в прессе ни строчки, хотя погибло более 5 тысяч советских людей. Сколько подобных ситуаций должны были изучить Б. Пийп, его коллеги и другие ученые, чтобы суметь добиться создания на Камчатке Института вулканологии АН СССР. В 1962 году институт был создан. А через четыре года Борис Иванович умер прямо на трибуне, за которой на научной сессии Института вулканологии делал доклад о своей последней командировке.
Ученые говорят, что это счастливая смерть, что так Бог дает умереть святому человеку. Видно, они правы: таких смертей мало, тем более когда и после смерти, не взирая на всякие превратности политики, остаются ученики и продолжатели. Жаль только, что Камчатка давно не в фокусе внимания политиков, и вряд ли сегодня комунибудь удастся сделать для ее развития столько, сколько успел сделать Борис Пийп.
Понарина Е. Рядом с вулканом: На кручах Камчатки он поелялся посвятить себя этой стране: [о вулканологе, основателе первого в стране Ин-та вулканологии. Из полевых дневников Б. Пийпа]. // Поиск. — 2006. — 15 дек. (№ 50). — с. 14
Автор — Е. Понарина