Based on archive materials, the article focuses on peculiarities of implementing Soviet Government and Party directives concerning the school in national districts of Kamchatka region in the 30-s of the XXth century in connection with the events that took place within the specified period. The study of newspaper articles written with reference to the reminiscences of teachers who worked in Kamchatka in the 30-s of the previous century helped to become aware of those numerous difficulties that teachers of the specified period of time had faced and to develop great respect towards their heroic labor.
Ключевые слова. Постановления советского правительства и ЦК ВКП(б) о школе, всеобщее обязательное начальное обучение, ликвидация безграмотности и малограмотности, метод проектов, бригадный метод, школьное самоуправление, политехническая школа, школы колхозной молодежи, культбазы, культурная революция, Дальневосточный Комитет Нового Алфавита.
Soviet Government and All-Union Communist Party (Bolsheviks) Central Committee directives on the school, general compulsory elementary education, liquidation of illiteracy and poor literacy, project method, brigade method, school self-administration, polytechnic school, schools for kolkhoz youth, cultural grounds, cultural revolution, the Far-Eastern Committee for New Alphabet.
Вопрос о всеобщем обучении активно обсуждался в дореволюционной России в самом начале XX в. Так, еще в 1903 г., а затем в 1904 г. Министерство народного просвещения разработало проекты начального всеобуча. В мае 1908 г. через Думу был проведен закон об условиях правительственных ассигнований земствам, которые по договору с правительством обязались в течение 10 лет открыть достаточное число школ, чтобы охватить школьной сетью трехверстного радиуса все населенные пункты своей губернии. В 1911 г. законопроект о всеобуче был принят Думой и направлен на утверждение в Государственный Совет, который его не утвердил. Тем не менее, переход к всеобщему начальному обучению в России был начат.
Через 13 лет после победы Октябрьской революции вопрос о всеобуче стал особо актуальным, т. к. стране требовались квалифицированные кадры для развития экономики и окончательного утверждения советской власти. Одним из основополагающих документов в этом направлении стало Постановление Советского правительства от 14 августа 1930 г. «О всеобщем обязательном начальном обучении», которое определило: «...в кратчайший срок изжить культурную и техническую отсталость широких масс трудящихся» [1]. Подрастающее поколение молодой Советской страны в возрасте 8, 9 и 10 лет должно было получить знания, в объеме не менее четырехлетнего курса начальной школы (I ступени образования). Предусматривалось, что дети от 11 до 15 лет, не прошедшие четырехлетнего обучения, должны были учиться на ускоренных специальных двухгодичных и одногодичных школах-курсах (в зависимости от их подготовки) [1].
Для обеспечения школы необходимыми педагогическими кадрами правительством были предусмотрены следующие мероприятия: развертывание сети педагогических институтов и техникумов, а также специальных педагогических курсов, увеличение количества учащихся в них, применение иных форм подготовки учителей; привлечение на педагогическую работу учителей, работающих не по специальности [1]. На Камчатке были открыты педагогические техникумы в г. Петропавловске и пос. Тигиль, в которые принималась молодежь и из числа коренных народов полуострова, хорошо знавших особенности своего региона и владевших русским и родным языками.
Но всеобщее обучение вызывало недоверие, подозрения и даже враждебность [2, с. 69]. А. С. Мазно, прибывший учительствовать в корякскую школу села Иткан в 1936 г., через 6 лет после начала реализации постановления о всеобуче писал: «Приходилось искать в бесконечной тундре яранги оленеводов, уговаривать родителей отпустить детей в Иткан. Помню, как на собачьей упряжке приехал я в одно из стойбищ. По сведениям Итканского сельсовета, там должно было проживать пятеро детей. А оленеводы, к моему удивлению, отвечали, что и родителями-то их назвать нельзя, потому что детей у них никогда не было. Вот появятся, мол, вырастут — тогда и приезжайте. Три раза пришлось наносить сюда визиты, после долгих уговоров я смог записать детей в первый класс» [3, с. 2-3].
Бывали случаи, когда детей не отпускали в школу, боясь, что они могут научиться в школе чему-то плохому, коренное на- селение было убеждено в существовании нечистого духа, обитавшего в школьных стенах [4, с. 98].
Стремление учителей к организации элементарного школьного порядка было встречено жителями национальных поселков с недовольством. Так, например, курение трубки детьми у местного населения не считалось недозволительным. А Т. Базанов и Н. Г. Казанский описывали случай, когда учитель отобрал трубку у курящего ученика, мальчик пожаловался отцу. «На следующий день в школу пришел отец и заявил: „У моего сына вы отняли трубку. Больше я его не отпущу в школу“» [4, с. 131]. В Тигильском районе Камчатки встречались случаи, когда родители отбирали у своих детей тетради, карандаши и жгли их, выказывая нежелание отпускать своих детей учиться [5, с. З].
Сложности в реализации планов всеобуча были связаны и с нехваткой учебных материалов. Так, учителя Пенжинской культбазы Н. А. Богданова, Д. Коваленко и Д. Лонгинов создали в 1931 г. «свой» рукописный букварь, которым пользовались многие учителя в округе в течение нескольких лет. Букварь представлял собой две обыкновенные ученические тетради, он был размножен под копирку в пятидесяти экземплярах и использовался в учебном процессе [6, с. 3].
Для решения острейшей проблемы, связанной с незнанием учителями языка учащихся, в поселках Тигиль и Каменское были открыты краткосрочные курсы по изучению корякского разговорного языка. В то же время в ряде национальных школ были созданы должности помощников учителей. Русскому учителю в помощь выделялся учитель, владевший разговорным языком школьников [7, с. 2-3].
Одним из сторонников обязательного изучения учителями национальных языков малых народов Камчатки был С. Н. Стебницкий — будущий известный этнограф, исследователь корякского и ительменского языков, организатор и руководитель работы по созданию письменности народов Севера, автор учебников и учебных пособий на корякском и ительменском языках. Он начал свою педагогическую деятельность в 1928 г. на восточном берегу Камчатки, в поселке Кичиге, организовав там школу. В поселке в то время жило всего двое русских, остальные — коряки, которые говорили только на родном языке. С. Н. Стебницкий активно стремился к сближению с местным населением, участвуя с ними в совместной работе по обустройству быта, а также в национальных празднествах. С каждым годом молодой учитель обогащал свой словарный запас корякского языка. Впоследствии, выступая перед учителями Крайнего Севера и делясь педагогическим опытом, он говорил, что если он и достиг каких-либо результатов в деле обучения и воспитания корякских детей, то это оказалось возможным только благодаря знанию их родного языка и культуры [8, с. 68].
Во все школы Корякского округа стали приходить воззвания изучать национальные языки коренного населения Камчатского полуострова. И даже проводились социалистические соревнования между учителями за лучшее знание местных языков. В одном из воззваний можно прочесть: «Товарищи! Эвенский национальный округ вызвал нас на соцсоревнование по скорейшему освоению и изучению национального языка» [9, л. 53].
В 1933 г. всем учителям ительменских школ Корякского национального округа в обязательном порядке предлагалось немедленно приступить к изучению национального (ительменского) языка. Показателем успешности должен был стать самостоятельный перевод с русского на ительменский язык простого текста. Первоначально все записи учителям следовало вести на новом латинизированном алфавите. К работе по изучению языка следовало привлечь учеников и местное население. Общими силами под руководством учителя ежемесячно должны были выпускаться стенгазеты на ительменском языке. Для проверки проделанной работы по изучению языка учителям предлагалось с 1 июля 1933 г. прислать в распоряжение Корякского Окружного Комитета Нового Алфавита следующие материалы:
— самостоятельный перевод с русского на ительменский язык текста размером не менее 4 тыс. печатных знаков, текст важно было согласовать с инструктором Окружного Комитета Нового Алфавита — С. Н. Стебницким;
— словарь (до 1тыс. слов);
— не менее 20 текстов переводов с ительменского на русский, написанных по-ительменски, с точным подстрочным переводом;
— стенгазеты.
Присланные материалы предполагалось подвергнуть просмотру и оценке Комитета, а за лучшие материалы — премировать. Победители получали премию в размере 1 тыс. руб. и командировались в центр для повышения квалификации, остальные получали денежное вознаграждение.
В инструкции указывалось, что все учителя в течение лета 1933 г. должны пройти ускоренные курсы по усовершенствованию знаний национального языка и с начала 1933/34 учебного года приступить к преподаванию в 1-й и 2-й группах ительменских школ на ительменском языке [9, л. 46-49].
25 декабря 1936 г. Президиум Совета Национальностей ЦИК СССР вынес решение отменить все ранее принятые постановления Всесоюзного Центрального Комитета Нового Алфавита (ВЦКНА) об утверждении латинизированной письменности для народов Севера и перевести письменность с латинизированного алфавита на кириллицу с 7 марта 1937 г. [10, л. 12].
Для того, чтобы не нарушать уклад жизни детей и родителей, занимавшихся оленеводческой деятельностью, в 30-е гг. XX в. создавались кочевые школы. Учитель передвигался вместе со стойбищем оленеводов и обучал детей, осваивая новый вид профессиональной деятельности. Вот как описывает начало обучения детей в кочевой школе известный чукотский писатель (Чукотка в 1930-е гг. входила в состав Камчатской области) Ю. Рытхэу в рассказе «Песня о двух ве- трах»: «Эйнес и остальные ученики сидят на шкурах, голые по пояс. Тесно, душно, жарко. Тетради положены на дощечки, а дощечки — на спину товарища или на собственное колено... В первые дни занятий учитель даже галстука не развязывал, крепился. Потом он вовсе перестал носить галстук, в середине первого урока снимал обычно пиджак, в середине второго урока расстегивал рубашку, а в конце учебного дня на нем оставалось так же мало одежды, как на учениках» [11, с. 190].
Молодые 19-20-летние учителя, приезжавшие сюда по комсомольским путевкам из Центральной полосы России, из городов Дальнего Востока (Благовещенска, Хабаровска, Владивостока и др.), строили школы для детей и взрослых, устраивали совместные праздники с родителями. В архивной коллекции «Документы комсомольских работников 30 г. Камчатской области» есть воспоминания А. М. Копытина, который прибыл на Камчатку по призыву комсомола осуществлять «культурную революцию». Он писал: «Нового учителя в селе Мильково никто не принимает на квартиру — он безбожник. Гостиницы и столовой в селе нет. Два дня учитель сидит голодный. Воекресенье. Первый день „Рождества Христова“. В Мильково съехались жители окрестных сел. Поп ждет прислужника в алтарь — ученика 2-го класса Плотникова, а его нет. Все дети в школе, несмотря на воскресенье: там учитель проводит опыты по физике. Это интереснее богослужения.
В понедельник половина детей в школу не явилась. Их вчера дома наказали. Протест детей. На общем школьном собрании секретарь обкома партии товарищ Зыкин, приехавший в Мильково, попросил ребят, получивших „рождественскую порку“, поднять руки. Оказалось, что 90% детей были наказаны родителями за то, что пошли в воскресенье в школу, а не в церковь. В редакцию „Камчатской правды“ ушло письмо школьников с просьбой освободить их от церковного гнета...
19 января 1930 года — престольный праздник. Опять съехались жители окрестных сел. Начинается крестный ход. В церкви обыск — антисоветская литература. Угроза учителю: „Смотри, это тебе не в Шаромах на часовне кресты рубить. Здесь церковь — с пулей высоко падать“. „А зачем мне рубить? — спокойно ответил учитель. — Вы сами срубите, когда поймете вред религии“. Вечером — выстрел в окно дома комсомольца. Думали запугать деревенских активистов, отпугнуть от учителей. Общее собрание жителей: здание церкви отдать под клуб» [12, л. 3-7].
Явное сопротивление мероприятиям по организации всеобщего обязательного обучения подтверждало наличие конфликта между существовавшими местными обычаями и политикой власти. «Несомненно, противодействие всеобщему обучению усиливалось опасениями, что государство разрушит традиционный уклад жизни, иерархию и систему ценностей» [2, с. 71]. Опасения не были напрасными. Советское правительство ставило задачу сделать кочевников оседлыми, женщин научить совершенно новому ведению хозяйства, создать как можно больше культбаз, в которые обязательно должна была входить школаинтернат для детей коренного населения.
Для того, чтобы активнее разъяснять политику Советского государства в целом и в отношении школьного обучения, в частности, центральная и местная власть активно опиралась на учительство. Государство со своей цивилизаторской ролью в развитии малых народов (как и в дореволюционной России) представало могучим защитником всех народностей. Именно это пытались донести учителя, проводя уроки для детей и их родителей, читая лекции в клубах, участвуя в агитационных лыжных пробегах, часто совместно с учениками. На педагогических советах школ Камчатки и учительских конференциях проводилось обсуждение решений партии и правительства.
В рассматриваемый период использовались различные формы агитации за проведение всеобуча. На Камчатке особо были популярны лыжные агитпоходы и агитпробеги. Так, в декабре 1933-марте 1934 г. состоялся лыжный агитационный поход в честь 10-летия Камчатского комсомола по двум маршрутам: Петропавловск — Усть-Камчатск — Петропавловск и Петропавловск — Ича — Петропавловск. Переход длился 3 месяца, каждая команда прошла 1700 км, выступая в школах, клубах. Агитколлективы рассказывали местной молодежи об истории Камчатского комсомола, о необходимости хорошо учиться. В каждом селе был организован сбор средств на постройку первого памятника В. И. Ленину на Камчатке [13, л. 6-7].
Вскоре после агитационного пробега представители власти Усть-Камчатского района сформировали списки внештатных пропагандистов советской власти, первыми стояли фамилии учителей. В Усть-Камчатске внештатным пропагандистом была назначена учитель истории и заведующая учебной частью Д. С. Волошина, приехавшая из Харькова; в пос. Ключи — учитель истории К. К. Осипов из Воронежа. В кратких характеристиках этих учителей отмечалось, что они могут быть консультантами и лекторами, т. к. лекции уже ими читаются, «отзывы удовлетворительные» [14, л. 48].
Помимо пропаганды особая надежда возлагалась на учителей как на специалистов, которые смогут значительно поднять культурный уровень не только детей, но и их родителей. Камчатский историк М. П. Стельных отмечал, что вся тяжесть «культпросветработы» с населением ложилась в основном на учителя, которому помимо всего прочего надо было еще завоевать и доверие людей: на праздниках нерпы, кита и др., продолжавшихся иногда больше суток [15, л. 20].
В начале 1930-х гг. в стране активно развивались школы колхозной молодежи. В Постановлении коллегии Наркомпроса о школе колхозной молодежи от 13 февраля 1932 г. было указано, что эта школа, являющаяся массовой 7-летней политехнической школой для детей от 8 до 15 лет, должна давать общеобразовательную и политехническую подготовку слушателям для поступления в техникумы, ФЗУ Такая подготовка способствовала воспитанию сознательных и активных строителей социалистического общества, способных стать квалифицированными работниками в промышленности и сельскохозяйственном производстве [16, л. 98]. Данное постановление исполнялось и на Камчатке, особо можно отметить Тигильскую школу колхозной молодежи. Грамотное оформление планов занятий демонстрировало высокий уровень профессионализма педагогов, которые учились в Ленинграде, Иркутске, Хабаровске, Петропавловске [16, л. 29].
Стоит отметить, что идея политехнизма надолго стала идеалом коммунистического воспитания, активно разрабатывалась не только на теоретическом уровне, но и в практической работе учителей, что и доказывает опыт педагогического коллектива Тигильской школы. Вот как он описан в архивных материалах: «Школьный актив включился в работу правления колхоза и производственных совещаний. С колхозом заключили договор. Школа ухаживает за частью колхозного рогатого скота. В плане политехнизации — практика школьников в местной кузнице, постройка скотного двора на 75 голов. Вся работа школьной организации ориентирована на дело поднятия качества учебно-производительной работы. Основной упор сделан на бригадную работу, она выступает как основная самостоятельная единица в учебе и общественной работе. Широко поставлено премирование, проведено два вечера, посвященных итогам соц. соревнования. Успеваемость возросла с 67% до 88%» [16, л. 33].
Администрация и учителя Тигильской школы колхозной молодежи размышляли и о недостатках учебного процесса, одним из них они называли отсутствие метода проектов [16, л. 39]. Для его осуществления предполагалось сначала активизировать краеведческую работу. «По существу краеведческую работу у нас надо рассматривать как очень большой проект, рассчитанный на целый год. В ячейку мобилизованы все, кто мог приносить там пользу. Ячейка ведет работу по составлению полного профиля района и углубленному изучению экономики, культуры и быта кочевых и оседлых. Ячейка разбита на сектора. Бюро разрабатывает задания и дает их руководителю сектора. Последний поручает его проработку кому-нибудь из бригады. Получив выполненное задание, бюро либо принимает его, либо возвращает для доработки. Все собранные сведения потом будут суммированы, проанализированы, рекламированы художественно и переданы по назначению. Доведение начатого нами дела до конца требует героического подхвата всех педагогов Тигильского района» [16, л. 93].
Осознание учителями и администрацией Тигильской школы важности самоуправления воспитанников косвенно подтверждается словами директора школы о том, что «порядочные достижения, порядочные прорывы имеются в работе ученического самоуправления» [16, л. 92]. Не случайно на полях тетради, в которой был записан доклад директора школы, мы обнаружили следующую рукописную запись: «Иван Яковлевич, передайте этот доклад ребяткам, пусть критикуют и свое заключение дадут. Я положил этому докладу два больших вечера» [16, л. 96].
Но постепенно советская школа начала возвращаться к модели школы дореволюционной России. Возврат к школе прошлого или словесной школе (как иногда ее называли после октября 1917 г.) был оправдан необходимостью скорейшего повышения уровня образованности людей без потери времени и средств на апробацию новых педагогических технологий и форм учебной работы. Что же конкретно возвращалось в советскую школу из школы самодержавной России? Ответ на этот вопрос мы нашли в Постановлении «Об организации учебной работы и внутреннем распорядке в начальной, неполной средней и средней школе». В нем отмечалась необходимость установления единой организационной структуры школы, укрепления порядка и дисциплины среди учащихся, четкой организации хода учебной работы и оперативного руководства каждой школой. Также указывалось: «Наркомпросам и их местным органам, на основании закона о всеобщем обязательном обучении привлекать к материальной ответственности родителей или лиц, отвечающих за воспитание детей, за несвоевременное и запоздалое определение детей в школу без уважительных причин» [17, л. 22]. За отказ посылать в школу своих детей или допущение систематических пропусков занятий без уважительных причин родителей штрафовали или привлекали к принудительным работам.
В основу правил поведения учащихся в Постановлении было положено «строгое и сознательное соблюдение дисциплины, вежливое отношение к преподавателям, товарищам и старшим, привитие культурных навыков, бережное отношение к школьному и общественному имуществу, а также меры решительной борьбы с проявлениями хулиганства и антиобщественными поступками среди детей» [17, л. 22].
Государственные планы, касавшиеся вопросов организации жизнедеятельности школы, претворялись в жизнь местными партийными и государственными органами, которые использовали все людские и материальные ресурсы. Но сроки их выполнения иногда продлевались, как, например, было с реализацией Постановления о всеобуче. Особняком в этом отношении стоял Алеутский район Камчатской области, расположенный на Командорских островах. На IV съезде национального Алеутского района в 1934 г. говорилось о больших успехах в культурном строительстве, подчеркивалось, что школой охвачено 100% детей, а 96% взрослого населения стало грамотным. В результате Алеутский район стал единственным в Камчатском крае и на всем Севере СССР районом сплошной грамотности [18, с. 2].
Что же мешало другим районам Камчатки эффективно реализовывать Постановление о Всеобуче? Во-первых — большая территориальная разбросанность малолюдных селений на Камчатке. Во-вторых — труднопроходимость дорог, не позволявшая оперативно связываться людям, живущим в 200-300 км и более друг от друга. Ездовые собаки, оленьи упряжки, судоходное сообщение летом и ранней осенью были основными видами транспорта. В-третьих — отсутствие телефонной и телеграфной связи в большинстве сел Камчатки в исследуемый период. Но несмотря на все сложности, учителя Камчатки трудились самоотверженно, осознавая государственную и социальную значимость своей работы. На Камчатке постоянно увеличивалась численность педагогических кадров. Это происходило не только благодаря приезжающим на полуостров учителям. Одной из форм подготовки педагогов для Камчатского полуострова стало делегирование наиболее способных молодых людей на рабочие факультеты центральных вузов и техникумов. Первые камчатские студенты были направлены в Ленинград, Хабаровск, Владивосток.
В середине 1930-х гг. в г. Петропавловске и пос. Тигиль были открыты педагогические училища, в которых обучались и представители коренных народов Камчатки. Мысль о том, что педагогические кадры необходимо готовить на полуострове, была спасительной для развития школы Камчатки в 30-е гг. прошлого века. Без учителей, знавших национальные языки, а также нравы, обычаи, быт коренных народов Камчатки, создать школьную систему образования было невозможно. Осознавая это, и приехавшие на полуостров учителя, и получившие педагогическое образование на Камчатке объединяли свои усилия в реализации постановлений Советского правительства и партии о школе.
ЛИТЕРАТУРА
1. Постановление ЦИК СССР № 43, СНК СССР № 308 от 14.08.1930 «О всеобщем обязательном начальном обучении». Режим доступа: http://www. bestpravo. ru/sssr/eh-postanovlenija/ x4v. htm
2. Юинг Е. Т. Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг М.,2011.
3. Первые ученики (без автора) // Камчатский комсомолец. 1984. № 97.
4. Базанов А. Г., Казанский Н. Г. Школа на Крайнем Севере. Л., 1939.
5. Григорьев В. Хайрюзовцам пришлось много поработать // Панорама. 1995. № 99.
6. Шевель П. От сплошной неграмотности — к всеобщему среднему образованию // Корякский коммунист. 1980. № 69.
7. Викторова Н. Учителя в годы Великой Отечественной войны // Народовластие, газета Корякского округа. 2011. № 36.
8. Беров Б. Свет в тундре // Свет в тундре. П.-Камчатский, 1970.
9. ГА Камчатского края. Ф.170. On. 1. Ед. хр. 22.
10. ГА Камчатского края. Ф. 170. On. 1. Ед. хр. 30. v11. Просвещение на Крайнем Севере: Сб. в помощь учителю школ Крайнего Севера. Вып. 15 / Сост. А. Г. Базанов, М. Г. Воскобойников. Л.,1967.
12. ГА Камчатского края. Ф. 646. On. 1. Ед. хр. 9.
13. ГА Камчатского края. Ф. 464. On. 1. Ед. хр. 1.
14. ГА Камчатского края. Ф. 2. Оп. 2. Д. № 280. Кор. № 39.
15. ГА Камчатского края. Ф. 582. On. 1. Ед. хр. 13.
16. ГА Камчатского края. Ф. 170. On. 1. Ед. хр. 5.
17. ГА Камчатского края. Ф. 2. Оп. 2. Д. № 123. Кор. № 29.
18. Иванова 3. Даешь всеобуч. История Никольской школы // Алеутская звезда. 1979. № 56.
Ковалева Е. В. Национальные школы Камчатской области в 30-е гг. XX в. // Педагогика. — 2015. — № 4. — С. 86-93. — Библиогр.: с. 93.
Автор — Е. В. Ковалева