Текст: Глеб Райгородецкий Фотографии: Стив Уинтер
Медведь неуклюже поднимается по склону, его голова, как метроном, раскачивается из стороны в сторону. Весь день он набивал живот сочной весенней зеленью в Долине гейзеров. Он вышел из зимней спячки всего недели две назад и еще борется с подступающей дремотой. Так и не добравшись до вершины холма, медведь спотыкается, падает, роняет свою массивную голову на передние лапы и мгновенно погружается в сон. Долгая зима позади. Кажется, все в порядке.
Нет, не все. Пришла новая весна, полная опасностей для бурых медведей Камчатки, самых крупных в Евразии. Я вырос здесь в советские времена, тогда въезд на территорию полуострова Камчатка, протянувшегося на 1200 километров, строго регламентировался военными, а на регулирование численности популяций диких животных государство выделяло большие деньги. Двадцать тысяч медведей обитали в этих диких краях. Однако после развала Советского Союза здесь разрешили трофейную охоту, увеличились темпы разработки месторождений газа и нефти, золота, пышным цветом расцвели браконьерская рыбная ловля и охота на диких животных. Популяция медведей снизилась приблизительно до двенадцати с половиной тысяч.
Я биолог, работаю в Обществе сохранения диких животных (Wildlife Conservation Society, WCS) — одной из международных организаций, которые помогают российским специалистам по дикой природе. Но местная экономика все еще переживает кризис, будущее медведей по-прежнему неопределенно и зависит от интересов различных людей. Для егеря медведи — источник дохода. Для ученого — составляющая дикой природы России. Для браконьера — конкуренты по добыче лососевых (и их икры, приносящей немалую прибыль). А для оленевода медведи — мудрые и могущественные соседи.
Выживут ли эти гиганты? Все зависит от того, кто возьмет верх.
Егерь
Рев снегоходов за окном возвещает об их прибытии. Виктор Ребриков по-хозяйски входит в дом. Глаза горят, он удовлетворен — целый день искал медведя, подстреленного одним из клиентов, американским охотником за трофеями. Медведь свалился в ущелье, и, чтобы добраться до него, Виктору и еще двум егерям пришлось спускаться по веревке с крутого откоса. Они ободрали окоченевшую тушу и подняли наверх медвежью шкуру.
Виктор, отогреваясь на кухне горячим супом, замечает: «Клиент доволен, теперь ему будет чем дома похвастаться!»
В прошлом ветеринар, Ребриков много лет проработал в деревушках Камчатки. Теперь он один из двух десятков поставщиков охотничьего снаряжения, которые организуют также и охоту на медведей по всему полуострову. Пять бревенчатых изб его лагеря находится вблизи озера Двухъюрточное. Это озеро — тринадцать квадратных километров нерестилища лососевых — зажато между двумя вытянутыми на восток отрогами Срединного хребта, своеобразного «позвоночника» Камчатки. На шестьсот метров выше лагеря простирается горное плато, покрытое ветровым настом — это идеальные условия для выслеживания бурых медведей в начале мая, когда они вылезают из зимних берлог в поисках свежей зелени.
Камчатское охотуправление за год выдает Ребрикову и другим организаторам медвежьей охоты пятьсот разрешений на отстрел медведей. Приблизительно треть из них используется весной — иностранными «трофейными» охотниками, каждый из которых платит за это примерно десять тысяч долларов США. Для такого большого региона с обширным ареалом медведя подобное прореживание популяции может быть приемлемым. Однако исследования, проведенные в 2002 году, показали, что за год нелегально убили еще 445 медведей.
В середине 2004 года губернатор Камчатской области запретил весеннюю охоту на медведей. (Охотиться разрешено осенью, когда медведя чуть труднее выследить.) Этот запрет не поддержали местные экологи, и сейчас его правомочность рассматривается в суде. Но, предупреждает Ребриков, если законность решения губернатора будет подтверждена, это может принести медведям больше вреда, чем пользы, потому что у арендаторов охотничьих угодий не будет достаточно средств, чтобы содержать частную охрану.
«Если я не поставлю одного-двух охранников на моей территории, кто-нибудь обязательно будет здесь околачиваться», — говорит Виктор. Он имеет в виду браконьеров и военных, с которыми столкнулся неподалеку от Двухъюрточного.
В этот же день один русский клиент Ребрикова позировал для фотографа: в новеньком камуфляже, с мощным ружьем, рядом со своим первым камчатским трофеем — медведем. «Все произошло очень быстро, — делится он впечатлениями. — Мы только выехали из лагеря, как мой водитель вдруг останавливает снегоход и показывает на медведя, а тот идет по склону в сотне метров выше нас. Я спрыгнул, схватил ружье и давай стрелять, пока патроны не кончились!»
«Нехорошо это, — говорит охотнику его подруга, запуская в мех унизанные кольцами пальцы, — Убил такого славного мишку!» Она выпрямляется и целует его в губы. Мужчина становится на колено около зверя, то снимая, то надевая солнцезащитные очки, а его помощник прикрывает капли крови на снегу. Как лучше? В очках или без?
Легкий ветерок пробежал по словно посеребренной гриве медведя. Его глаза были закрыты, будто царь зверей задремал на солнцепеке, купаясь в долгожданном весеннем тепле.
Ученый
«Шасс, Айко, сидеть!» — командует Джон Пачковский, щелкая пальцами и указывая на землю. Его два черно-белых медвежатника останавливаются на бегу и приседают на задние лапы. Это карельские медвежьи лайки — выведенная в Финляндии порода собак, натасканных помогать охотникам преследовать медведей. Они охраняют Панковского во время полевых работ, когда ему нужно отловить медведя (Джон — биолог из Канады, работает в WCS).
Оставив собак позади, чтобы не беспокоить попавшего в ловушку медведя, Пачковский некоторое время идет по медвежьим следам и оказывается на краю прогалины. В бинокль он видит темную шевелящуюся фигуру в березовой роще на другой стороне. «Есть медведь!» — говорит он по рации, давая оставшимся в лагере коллегам время на подготовку к обездвижению животного. Затем он возвращает собак в лагерь.
Вскоре после этого Пачковский и его команда из трех человек подходят к попавшему в ловушку большому медведю-самцу. Взяв на изготовку ружье, стреляющее дротиками с транквилизатором, Панковский медленно приближается к зверю. Метрах в двух позади стоит Иван Середкин, русский коллега Джона, и держит дулом вниз заряженное помповое ружье. Панковский прицеливается, нажимает на спусковой крючок. Дротик впивается медведю в левое плечо. Панковский и Середкин отходят, ждут. Шесть минут спустя зверь замирает, его на всякий случай связывают кожаными ремнями, и мужчины приступают к работе.
Середкин измеряет животное: 2,1 метра от кончика носа до основания хвоста. Расчетный вес — 270 килограммов (самые крупные медведи Камчатки достигают почти трех метров и весят более 545 килограммов). Шея медведя оказывается слишком толстой для радиоошейника, который ученые планировали на него надеть. Панковский прикрепляет к уху ярко-желтую бирку с идентификационным номером и делает татуировку с этим же номером на внутренней стороне верхней губы. Затем с помощью стоматологического инструмента он вынимает премолярный зуб, который будет отправлен в лабораторию США для определения возраста животного. Информация о возрасте живущих медведей — моложе они или старше тех, что, например, убивают охотники, — помогает исследователям определить ущерб, наносимый популяции, и эффективность управления охраняемыми территориями.
Распутав медведя, Пачковский вводит ему в шею стимулятор. Через несколько минут зверь начинает мотать своей огромной головой. Теперь команда может возвращаться в лагерь. Менее чем через час медведь уйдет, а вечером ученые вернутся, чтобы снова поставить ловушку.
Уже в лагере, помешивая в дымящемся котелке собачий обед — кашу с остатками рыбы, Пачковский рассказывает мне о сложных задачах его научных исследований. Кроноцкий заповедник — одна из шести охраняемых территорий Камчатки, внесенных в Список всемирного наследия ЮНЕСКО. Группа Панковского приступила здесь к работе весной 2002 года, и с тех пор двадцать четыре медведя получили обычные радиоошейники. Но в таких труднопроходимых местах это мало что дало. Чтобы точно определить местоположение медведя, ученым необходимо зафиксировать сигналы радиоошейника в трех различных точках. Сделать это можно только на узкой полоске ареала — вдоль рек и на берегу океана. Следить за медведем в зарослях ольхи или кедрового стланика пешком слишком трудно, а с вертолета — единственного вида авиатранспорта, который можно зафрахтовать на Камчатке, — слишком дорого.
Поэтому Пачковский и его команда пересматривают проект и намерены использовать ошейники нового поколения, со встроенными GPS-приемниками, которые автоматически определяют местоположение медведей каждый час. Тогда необходимость в ежедневном слежении отпадет. «Мы надеемся, что новые GPS-ошейники снабдят нас данными, которые раньше мы не могли получать, — говорит Пачковский. — Мы узнаем границы медвежьих территорий, расстояния, которые преодолевают животные, и то, насколько для них важны те или иные среды и ландшафты». Сколько времени звери тратят на сбор ягод и на ловлю лосося? Выходят ли они за пределы охраняемых территорий? Оказывает ли на них влияние растущее число туристов в заповедниках?
Ученым нужны более точные сведения о скорости размножения медведей, а также о структуре их семей. В девяностых годах были проведены (в основном с вертолета) исследования, определившие прирост популяции, по меньшей мере, на пятнадцать процентов. Это внушает оптимизм, однако приведенные данные спорны, они должны быть перепроверены и доработаны. «До тех пор, пока мы не получим такой простой и тем не менее важной информации, — объясняет Пачковский, — русские не смогут разработать качественной программы охраны медведей».
Браконьер
Быстрое течение образует водовороты у болотных сапог Юрия Коеркова. Наклонившись, он выхватывает из сети самку кеты и оглушает ее, ударяя по голове деревянной колотушкой. Несколькими уверенными взмахами острого ножа он разделяет хребет, голову и филейную часть рыбы и вынимает ястыки — два объемистых мешка темно-красной икры. Голова и кости отправляются в ведро — для собак, филе — в кучу, предназначенную для дома, а икра — в ведро на продажу. Юрий смеется: «Если бы я все делал по закону, мне надо было бы оставить себе только хвост, а остальное выбросить в реку».
Власти Камчатки твердой рукой управляют поведением на реке коренного населения, введя для него ограничение на вылов лосося: сто килограммов в год. Это лишь незначительная часть того, что нужно на зиму семье Коеркова и его собакам. Сеть спрятана от вертолетов рыбинспекторов большой кроной наклонившегося дерева. Игнорирование правил стало для Юрия способом выжить, а браконьерство — образом жизни. Это касается не только лососевых, а всего, что здесь есть. По купленной лицензии можно отловить пятьдесять соболей в год. Если поймать больше — можно оплатить топливо и ремонт снегохода. Заготовка икры (она стоит от шести до восьми долларов за полкило) дает приличный заработок, а ловля лосося, как и отстрел нескольких медведей, помогает ему прокормить семью в холода. Коерков — охотник-«традиционник» и потому обладает правом долгосрочной аренды территории, на которой местные власти позволяют ему вести образ жизни, как многие поколения его предков.
Охотник-американец убил самку, а не самца, как думал егерь (в белом). Ежегодно до двухсот желающих платят примерно по десять тысяч долларов, чтобы охотиться легально, но спорный запрет весенней охоты поставил этот бизнес под угрозу.
В этом году он и его семья вместе с родственниками — десятка два взрослых и детей — в конце августа приехали на два месяца в свой летний рыбацкий лагерь на реке Облуковина (название реки, как и фамилия, изменены).
Дикая природа для Коеркова и его семьи — средство существования. Если они что-то и продают, то только для того, чтобы поддержать традиционный жизненный уклад. В отличие от него десятки браконьеров, в основном из больших деревень и Петропавловска-Камчатского, осаждают Облуковину, как старатели в погоне за золотом, каждое лето, в надежде разбогатеть на икре. Если повезет и икры будет много, можно будет купить автомобиль или даже квартиру.
Несмотря на доклады местных властей о многочисленных арестах браконьеров и о тоннах конфискованной икры, притоки большинства камчатских рек замусорены тушками выпотрошенного лосося. Работая на широкую ногу, некоторые браконьеры даже нанимают громадные вертолеты МИ-8 (за 1400 долларов в час) — они вывозят из труднодоступных районов до 2,7 тонны икры. Груз такого вертолета стоит, по местным расценкам, не меньше сорока тысяч долларов — для этого нужно поймать, вспороть и выбросить восемьдесят две тонны лососевых. Их мясо слишком дешево, чтобы имело смысл везти его вертолетом и продавать.
Лосось привлекает сюда и бурых медведей. «Время от времени они подходят к речке, но не особенно досаждают, — говорит Коерков, бросая очередную извивающуюся рыбу на разделочную доску. — Здесь у нас чисто — и рыбы для косолапого хватает. Как можем, стараемся мирно жить рядом».
Но ниже по реке браконьеры устанавливают петли, в которых гибнут медведи. Животные мешают «промыслу»: рвут сети, добывая себе рыбу, которая в это время года является для них основным кормом. По-видимому, среди нелегально убитых медведей таких большинство. Как говорит Коерков, «браконьеры зачастую просто забирают лапы и желчный пузырь, а остальное выбрасывают».
Оленевод
В заполненной дымом юрте для приготовления пищи Люба Абдуканова жарит небольшие плоские лепешки, одновременно нарезая мясо убитого накануне молодого оленя. Кинув несколько сухих веток в огонь, она переставляет потрескивающую сковороду и, ловко подбросив лепешку, переворачивает ее подрумяненной стороной вверх. Между делом она срезает мясо с хребта оленя, чтобы достать длинное сухожилие: она его потом высушит, разделит на волокна и скрутит в нити, которыми можно будет шить одежду и обувь для мужа и сына.
Ее племянница Даша, ловко натянув оленьи унты, идет к ручью за водой. Подошва из медвежьей кожи не скользит по льду и снегу; унты достаточно крепки, чтобы можно было целый год ходить по крутым откосам — там, где муж Любы Кирьяк пасет стадо, две тысячи голов оленей. Люба поднимает взгляд от работы.
«Посмотри» не видно ли стада«, — говорит она. Кирьяк с оленями должен был прийти еще два часа назад. Даша возвращается и доливает свежую воду в закипающий суп из оленины. Оленей пока не видно. Час спустя Илья, девятнадцатилетний сын Любы, который работал на улице, заглядывает в юрту и ворчит: «Пришли».
Топот оленьих копыт наполняет воздух, когда стадо движется к краю расчищенной от леса площадки. Там Кирьяк и его помощники заканчивают кастрацию самцов и срезку рогов — через пару недель начнется гон. Абдуканову пятьдесят три года, но в рваной куртке из вылинявшей ткани, с арканом и биноклем через плечо он выглядит на все семьдесят, его лицо состарили ветер и солнце. Он возглавляет небольшую группу оленеводов-эвенов, которые пасут свои стада в долинах и на плато Быстринского природного парка в центральной части Камчатки.
Абдуканов говорит: «Вчера вечером приходил хозяин». По эвенскому обычаю, он не упоминает имени медведя, благоговея перед дикой природой. Для эвенов бурый медведь иногда добрый, а иногда гневный сосед, знающий обо всех прегрешениях человека, — и грозный хищник, с которым нужно считаться.
Кирьяк рассказывает: «Когда мы нашли останки оленя, то сразу и не поняли, что случилось». Скорее всего, медведь подкрался по высокой траве и нанес ему смертельный удар. На месте он съел половину туши. Должно быть, он его еще доедал, когда подошли пастухи: останки лежали открытыми, а не заваленными ветками и землей, как их обычно прячут медведи, оставляя до следующего раза. Абдуканов решил не преследовать медведя, а продолжать гнать стадо в лагерь.
«Довольно необычно, что это случилось сейчас, — продолжает Абдуканов. — Весной мы можем лишиться одного-двух телят или оленей, тех, что послабее. Но в конце лета и осенью [у медведей] обычно полно еды. Хотя в этом году недород на ягоды и кедровые орехи, да и лосось тоже не так хорошо идет».
Два месяца назад, когда Абдуканов был в своем стаде, на него напал медведь. Его удалось застрелить в самый последний момент. Медвежье мясо оказалось в кастрюле для собак, за исключением желчного пузыря, который Абдуканов высушили будет использовать в качестве лекарства от боли в желудке. Пастухов-кочевников, таких как Абдуканов, часто обвиняют в незаконной охоте на медведей и других животных. Но Кирьяк говорит, что старается не убивать больше пары медведей в год, — ведь передвигаться из одного лагеря в другой с дополнительным грузом мяса и шкур довольно сложно.
На следующее утро Абдуканов готовится перенести лагерь в горы, ближе к долине реки Быстрой, где он намерен провести начало зимы. Чем выше они поднимаются, тем дальше уходят от дороги на золоторудную шахту «Агинское», которая проходит прямо посреди летних пастбищ. Рев грузовиков, доставляющих землю и гравий для строительства дополнительной сорокакилометровой трассы к медно-никелиево-кобальтовому комбинату, распугивает оленей по обеим сторонам полотна — из-за этого собрать стадо, не потеряв ни одно животное, очень трудно. Кроме того, дорога проходит через главный ареал медведей. Через него идут и газопроводы — это потенциальная угроза для всех животных. Сохранение стада для Абдуканова — вопрос выживания. Когда завоют метели, а земля покроется острым, как бритва, настом, эвены заменят медвежью кожу на изношенных подошвах своей обуви и начнут рассказывать сказки о медведях.
Одна из них — о могучем охотнике по имени Торгани, который жил на свете много лет назад. Торгани убил Наката, своего брата-близнеца, медведя. Умирая, он ему сказал; «Ты превзошел меня, Торгани. Исполни мое желание, похорони меня с честью. Устрой праздник-уркачак, пусть все люди отведают моего мяса. Тогда вокруг ваших стойбищ всегда будет много медведей».
Сбудется ли обещание Наката? Это зависит от отношений между медведями и людьми, которые живут на Камчатке и приезжают сюда; оленеводами и местными охотниками, охотниками за трофеями и учеными, которые стремятся контролировать судьбу гигантских животных.
Голодного медведя (когти — десять сантиметров в длину) во время ловли лосося может остановить только браконьер, добывающий икру. Они мешают друг другу, и это ставит будущее медведей под угрозу.
Райгородецкий Г. Хозяин Камчатки: [Один из крупнейших подвидов бурого медведя под угрозой] / Фот. С. Уинтер. // National Geographic. — 2006. — № 2. — С. 126-140.-фот.
Автор — Г. Райгородецкий