Письма В. И. Румянцева из Петропавловска в Москву (1930-е гг.) (Вступительная статья В. А. Черных, примечания В. А. Ильиной)

Личные письма «простых», незнаменитых людей довольно редко используются в качестве источников по отечественной истории советского времени. Причины этого понятны. Такие письма почти отсутствуют в государственных архивах, куда поступают, да и то очень выборочно и неполно, только личные архивы сравнительно узкого круга чем-либо прославившихся людей. Много ли подоб-ных писем хранится в домашних, семейных архивах — никто не знает. Вероятно, и там их сохранилось немного, особенно таких, в которых затрагиваются не только личные, но и общественно-политические вопросы. Такие письма было опасно не только писать, но и хранить. Между тем, частные письма представляют для историка особенный интерес, поскольку, в отличие от официальной документации, они отражают не государственный, а личный взгляд на события, а в отличие от мемуаров выражают тогдашнюю, а не позднейшую точку зрения.

Автор публикуемых писем — Виктор Иванович Румянцев (1887-1946) прожил жизнь во многом типичную для простых русских людей его времени. В его автобиографии сказано, что он — сын крестьянина Владимирской губернии, переселившегося в зрелом возрасте на Урал и приписавшегося позднее к мещанскому сословию г. Екатеринбурга. Отец его рано умер. В 1890 г. семья совершенно разорилась в результате огромного пожара, почти полностью уничтожившего г. Невьянск, где они тогда жили. Детство и юность Виктора Ивановича протекали, по его словам, «в условиях крайней бедности, граничившей временами с буквально нищенским существованием». Образование его ограничилось тремя классами земского начального училища при Невьянском заводе. Затем он работал на заводе, где уже в 1904 г. «связался с революционными кружками, и распространял социал-демократическую нелегальную литературу», с 1906 г. стал членом РСДРП(б), но в 1912 г. его «организационная связь с партией порвалась». В дальнейшем он всю жизнь оставался беспартийным. Работая в крестьянской и промысловой кооперации, он постоянно занимался самообразованием, стал высококвалифицированным специалистом по бухгалтерии и финансам, не только абсолютно грамотным, но и разносторонне образованным и начитанным человеком.

В 1915 г. В. И. Румянцев женился на Любови Алексеевне Черных (1887-1975). Тогда он был инструктором по кооперации и счетоводству Союза кооперативов в г. Мариинске Енисейской губернии. Летом 1916 г. вместе с женой уехал из Мариинска в Вологду, где стал работать инструктором Центрального общества сельского хозяйства Северного края. Осенью 1916 г. был призван в армию и служил в запасном полку в Старой Руссе. После демобилизации в 1917 г. вернулся в Вологду, где работал председателем правления Северного областного союза лесопромышленных трудовых артелей. В 1920 г. был переведен в Москву в качестве члена правления Всероссийского кооперативного лесного союза (Всеколес). В середине 30-х гг. работал начальником сектора финплана и бюджета Московской областной плановой комиссии.

Весной 1936 г. он законтрактовался на работу в Акционерном Камчатском обществе. Жена его и вся наша семья оставались в Москве. Все публикуемые письма (кроме последнего) адресованы жене, а последнее (по причинам, ясным из его текста) — старшей сестре жены — Ольге Алексеевне Черных (1880-1974).

Публикатор писем приходится их автору и адресату племянником (сыном младшей сестры Любови Алексеевны — Людмилы Алексеевны Черных, 1891-1964).

В настоящую публикацию включены отрывки из писем, представляющие исторический интерес. В них освещены условия жизни в Петропавловске-Камчатском в 30-е гг. ХХ в., обстановка в АКО накануне и во время волны арестов середины и второй половины 1937 г. Опущены (и обозначены отточиями в квадратных скобках) лишь отрывки личного характера.

Публикуемые письма хранятся в семейном архиве, принадлежащем семье В. А. и Г. И. Черных, живущей в Москве.

Публикация писем и введение подготовлены В. А. Черных. Примечания составлены В. А. Ильиной. 1. 14 сентября 1936 г.

Вот уже три недели, как я в Петропавловске. Теперь я несколько огляделся и могу уже делиться впечатлениями. Приехал я сюда 24/VIII, пробыв в пути от Владивостока до Петропавловска 7 суток. До этого я просидел во Владивостоке в ожидании парохода 20 дней. Таким образом, всего в пути я провел 5 недель, из коих в движении был лишь 17 дней (1) [...]. Владивосток оставил во мне отвратительное впечатление. То жара и пыль, то дождь. И все это при банной атмосфере. [...] Вот город, в котором мне не хотелось бы когда-нибудь жить. Петропавловск, наоборот, произвел на меня своим климатом благоприятное впечатление. [...]

Мой приезд сюда оказался неожиданным (Москва не уведомила о приглашении меня), место, на которое я приглашен, оказалось к моему приезду занятым другим лицом (из здешних работников) (2) и руководство АКО долго не знало, что со мной делать. Поэтому после приезда я дней 13 гулял в ожидании решения своей участи. Наконец мы договорились, и с 7/IX я приступил к работе, но не руководящим работником (3). Поскольку материальные условия за мною сохранены без изменения, создавшуюся для меня служебную ситуацию я нахожу вполне приемлемой; если внутри сектора отношения сложатся нормально, то лучшего, собственно, и желать не надо. Но надо сказать, что при переговорах с руководством о моей работе намечено было, что в перспективе я, возможно, должен буду возглавить финотдел и тогда уже мое положение, разумеется, не будет столь спокойным, как сейчас, когда я выполняю лишь часть работы финотдела и не несу ответственности за нее в целом.

[...] Питаюсь я в столовой АКО, которой пользуются почти все сотрудники. Меню, нужно сказать, неважное. В основном преобладают мясные консервы, из которых делаются и первые и вторые блюда. [...] Качество стряпни могло бы быть значительно лучшим, будь более искусным повар; тем более, что все приготовляется на натуральных жирах (масло, сметана).

Овощи, по крайней мере в данный момент, здесь имеются.

Все они местного производства. [...] Для иллюстрации цен на овощи укажу, например, что килограмм огурцов (свежих) продается в настоящее время по 16-18 руб., капуста руб. 8-10 и т. д. В столовой можно получить ранний утренний чай, завтрак, обед и ужин. Все это обходится рублей в 10-15 за день, смотря по аппетиту. [...]

Первоначально я поселился в палатке специалистов под громким названием «стахановской» (4). Но там меня заели клопы, и по предложению управляющего АКО (5) я перенес свои вещи к нему в кабинет, где и сплю (на мягком диване) по сие время. Таким образом, пока я без собственного угла и, видимо, в таком положении проболтаюсь еще с месяц. Комната мне, говорят, намечена, но освободится она лишь после отъезда ее нынешнего владельца на материк, а это произойдет только по прибытии из Владивостока парохода, ожидаемого здесь не ранее 1/Х. До этого времени я буду оставаться в положении углового жильца, что, конечно, не сладко. Тем более, что кабинет обычно освобождается только к 12 часам ночи, а уборщицы будят меня уже в 6.30 часов утра.

2. 4 ноября 1936 г.

На днях отправляются отсюда во Владивосток два парохода. Пользуюсь случаем и пишу. [...] Неполучение писем с материка, да еще из центра явление здесь нередкое, а длительная задержка их в пути — дело совсем обычное. [...] Длительная задержка писем в пути объясняется, в основном, редкими рейсами пароходов (в среднем из Владивостока раз в месяц), а зимой и полным перерывом сообщения между Камчаткой и Владивостоком. [...] (6). К этому надо привыкать, так как иначе можно расстроить нервную систему. [...] Привыкаю к этому помаленьку и я, чему весьма помогает и работа, не оставляющая свободного времени для нервничанья по поводу отсутствия писем из Москвы. Мой рабочий день ежедневно — 12-13 часов, правда, с перерывами на питание. Но поскольку и работа и питание происходят в одном месте, то фактически в этом здании (7) я бываю от 9 часов утра до 9, 10, а иногда и 11 часов вечера. [...] Пока я живу в хорошей, но чужой комнате, принадлежащей сотруднику, уехавшему в длительную командировку на материк. Впрочем, это уже хорошо, так как очень и очень многие ответработники, даже приехавшие ранее меня, до сих пор ютятся в палатках, где и холодно, и грязно, и клоповно, и шумно. [...] Погода здесь стоит хорошая. Сухая осень, какой в Москве почти не бывает. [...] В городе и поселке снега совершенно нет. Но на дальних сопках — полная зима. [...] Близость зимы сказывается в ветрах, которые становятся все чаще и все сильнее. Таких ветров в Москве не бывает. А говорят, что эти ветры еще только прелюдия к настоящим зимним ветрам, которые сбрасывают человека на землю.

Извиняюсь за задержку переводов. Она происходит не по моей вине, а в силу общих финансовых затруднений, испытываемых АКО. [...]

3. 26 февраля 1937 г.

[...] Работаю я здесь так, как в Москве не работал нигде. [...] Причина такой напряженной работы в том, что хозяйство АКО огромное, ведется оно плохо, отсюда все время возникают финансовые затруднения, требующие ежедневно затраты больших усилий для их устранения. Финансовый же аппарат, хотя и высококвалифицированный, количественно мал. [...] Разумеется, если относиться к работе более формально, чем привык относиться к ней я, можно работать и сидеть много меньше (так многие работники других отделов и делают), но у меня, в силу соответствующего характера, это не выходит. [...] Поскольку здесь нет интересных развлечений публичного характера (кроме кино и любительских спектаклей) (8) такая загруженность работой имеет и свою положительную сторону: некогда скучать по Москве.

4. 2 мая 1937 г.

[...] Моя занятость, как и многих других сотрудников АКО, не всегда результат служебной нагрузки (9). Свободного времени у меня мало еще и потому, что таковы здесь условия жизни, так организован день, что большая часть его проходит вне квартиры. [...] Сказывается, в основном, необходимость пользоваться услугами столовой, которая в связи с очередями отнимает у меня ежедневно 2-3 часа. А кроме того часть времени уходит на хозяйственное самообслуживание (колка дров, вода, уборка комнаты) (10). [...]

О сроке договора. [...] Из 3-х лет надо исключить 8-месячный отпуск, следовательно фактически я обязан пробыть здесь, чтобы не потерять прав на отпуск и на выходное пособие, как и на оплату обратного проезда, 2 года, 4 месяца или 2 года 5,5 месяцев, как неправильно определяют здесь специалисты по трудовым договорам. Срок моего договора начался 26/V 36 г., отсюда очевидно, что закончится он в конце ноября 38 г. — в худшем случае и в конце сентября 38 г. — в лучшем. [...]

О моей командировке в Москву. [...] Командировка отсюда в Москву для сотрудников АКО вещь крайне неинтересная. Дело в том, что при поездке в Москву сотрудник в течение всего времени пребывания там (начиная с Владивостока и кончая возвращением во Владивосток) получает не камчатскую, а много меньшую Владивостокскую ставку, и при том все время нахождения в командировке не засчитывается в срок пребывания на Камчатке, а это значит, что командированный сотрудник теряет, кроме того, право на получение за это время очередной 10%-й надбавки к основному окладу. Потери на этом деле равняются двум — двум с половиной тысячам, что, конечно, заставляет каждого всячески уклоняться от командировок на материк. [...]

Газеты обычно приходят пачками, за месяц. [...] Здесь издается очень приличная областная газета (11) с хорошо поставленной информацией о событиях общесоюзного и мирового значения. В результате этого я совсем не чувствую оторванности ни от наших, ни от мировых новостей. [...] В здешних книжных магазинах и ларьках не являются редкостью и книжные новинки, которые, однако, для меня уж совсем недоступны. Ведь чтобы одолеть какую-нибудь книгу надо по крайней мере два вечера, а таким свободным временем я — увы! — не располагаю.

5. 18 июня 1937 г.

[...] В последнее время здесь произошло много событий, которые должны будут коренным образом повлиять на условия работы в АКО и, надеюсь, в лучшую сторону. Надо тебе сказать, что работа в АКО, а отсюда и во всех его предприятиях идет исключительно плохо. Так плохо, как нигде в предприятиях центра. После февральского пленума ЦК (12) и его столь знаменательных решений, докатившихся сразу же и до Камчатки, здесь стали разбираться — в чем дело? Был проведен ряд собраний с широким развитием критики, и на них было установлено, что, собственно, вся система АКО насквозь гнилая и требует самого серьезного к себе внимания и скорейшего лечения. Наряду с этим на собраниях было вскрыто, что в разложении работы АКО в первую очередь повинно руководство АКО, допускавшее в течение ряда лет исключительную бесхозяйственность (13). Были намеки и на то, что здесь поработали и продолжают работать враги в лице троцкистов, свивших себе гнездо в центральном аппарате АКО и на его предприятиях. Всё это начали вскрывать еще на собраниях хозяйственного актива, проходивших в середине апреля. Затем открылась городская партконференция (14), на которой о вредителях и вредительстве в аппарате и на предприятиях АКО заговорили уже полным голосом.

В предпоследний день перед закрытием совещания хозяйственного актива вернулся из Москвы начальник АКО Адамович (15). Послушал, что на активе говорится, и сразу же выступил с покаянной речью, приписывая себе вину за всех и за всё. Такое самобичевание, вполне понятное в создавшейся обстановке, всё же заставило задуматься над мотивами, его вызвавшими, а некоторых руководящих работников партии, да и рядовых членов партии заставило насторожиться. И это было вполне своевременно.

Вскоре после актива, в дни заседания городской партконференции Адамович выстрелом из револьвера в голову кончает с собой и этим открывает целый ряд последующих событий. Оказывается, что он был тесно связан с троцкистскими группировками в Москве и принимал участие в их работе. Отсюда, вполне понятно, и в АКО, как в управлении, так и на предприятиях, им были пригреты и держались на ответственных постах многие троцкисты. Поэтому становятся ясными и причины развала работы АКО. Вскоре после смерти Адамовича НКВД изъяло из АКО целый ряд ответственных работников — партийцев, принадлежавших к троцкистской группировке, и продолжает постепенно вылавливать их еще и теперь (16). Наряду с партийными работниками, изъяты и некоторые беспартийные, работавшие вместе с троцкистами и помогавшие им сознательно или бессознательно в развале работы АКО. Не исключена возможность, что будут взяты и ввергнуты в узилище и еще некоторые беспартийные работники АКО, так или иначе приложившие руку к развалу хозяйства АКО и, по моему мнению, вполне заслуживающие кары за это дело.

В связи с самоубийством Адамовича сюда приехал начальник политсектора нашего Наркомата (17). Он уже не раз выступал перед нами на общих собраниях и порассказал нам о массе фактов бытового и политического разложения руководящих работников АКО. Особенно колоритны были его рассказы о фактах самоснабжения ответственных хозяйственных и политических работников АКО, широко практиковавшегося Адамовичем как средство подкупа их, зажима критики и развития подхалимства. Любопытно, между прочим, что в самоснабжении весьма широкое участие принимал и начальник политсектора АКО (18), который должен был, по сути дела, бороться с этим злом. Сегодня стало известно, что этого вельможу он уже отстранил от работы, и возможно даже что отдал под суд. Во всяком случае, выступая на общем собрании служащих АКО и касаясь оценки работы сего вельможи, он обещал заставить его публично отчитаться перед нами о своей работе.

Все эти события создали ужасно нервную обстановку в АКО и породили настроения бегства с работы. Разумеется, это немедленно сказалось и на работе центрального аппарата, который, работая и без того плохо, стал работать еще хуже. Для разряжения сгущенной атмосферы начальник политсектора наркомата несколько раз уже обращался с призывом к аппарату не нервничать, успокоиться, продолжать работать в полной уверенности, что никто невинно не пострадает, верить, что 99 % работников считаются честными и преданными делу, что поэтому нет оснований ни для паникерства, ни для бегства с Камчатки. Его выступления значительно способствовали внесению успокоения в массу сотрудников АКО и нормализовали работу.

Несмотря, однако, на все эти события, на вскрытые факты вредительства в системе АКО, на безобразные недостатки в работе его центрального аппарата, недостатки, бьющие в глаза и требующие в интересах дела скорейшего устранения их, работа АКО пока что идет по-прежнему, самотеком, никаких мер к ее улучшению не принимается. В частности, например, работа нашего финансового и планового отделов находится в состоянии полного развала, а, между тем, этого не замечают и абсолютно ничего не делают для того, чтобы этот развал приостановить и наладить работу этих двух важнейших отделов так, как того требуют интересы дела (19).

Прожив здесь почти год (виноват, 3/4 года), я теперь совершенно ясно представляю причины болезней АКО и способы их лечения. Но меня, к сожалению, не спрашивают, а напрашиваться на советы самому я не привык. Правда, можно было бы выступать на собраниях (которые, кстати сказать, здесь необычайно часты и продолжительны, так как страшно многоречивы) (20), но я от публичных выступлений как-то уже отвык, да в короткой речи всего, что надо сказать, с необходимой вразумительностью и не скажешь. Поэтому я пока что на собраниях еще ни разу не выступал, несмотря на испытываемый иногда мучительный зуд выступления.

На-днях приехал из Москвы и вступил в должность назначенный Микояном (21) (новый начальник финотдела АКО (22), наделенный уже правами зама начальника АКО).

Таким образом, я уже на 100 % гарантирован от занятия этого поста в дальнейшем. Что же, я не жалею об этом. В здешних условиях работа на этом посту необычайно трудная и напряженная, создающая к тому же для каждого занимающего ее лица риск попасть на скамью подсудимых, не будучи в то же время субъективно виновным в чем-нибудь и заслуживающим такой кары. Тем не менее, если бы мне предложили сейчас занять этот пост и создали для работы финотдела те условия, которые я считаю необходимыми, я, пожалуй, от такого предложения не отказался бы. Но сейчас эта возможность уже исключена, и я доживу свой срок в роли старшего консультанта куда спокойней, чем в роли начальника отдела. [...]

6. 2 октября 1937 г.

[...] Будь я человеком иного склада характера, относись я иначе к служебным обязанностям, я несомненно имел бы больше свободного времени и, конечно, чаще писал бы тебе. По сравнению со мной, здесь и сейчас, после коренной встряски аппарата управления АКО продолжают работать с большой прохладцей и поэтому по вечерам лишь сызредка и ненадолго являются на работу. Но у меня это — увы! — не выходит. Зная о той массе дел, которые надо двигать и которые без меня никто не сдвинет с места, и даже представляя ясно — по Пруткову (23), — что необъятного нельзя объять, я, тем не менее, не могу спокойно сидеть дома и отдыхать. Да к тому же приходится учитывать и свою ответственность за работу, которую я принял на себя добровольно. Тем более учитывать ее, что создавшаяся здесь общая обстановка к этому весьма обязывает. Ну вот, приходится прервать разглагольствования. Электростанция предупредила о предстоящем прекращении подачи света и потому — надо ложиться спать. [...]

3/X. 10 ч. 30 м. [вечера]. Вернувшись с работы, продолжаю. Надо спешить, так как на днях, кажется, отправляется пароход во Владивосток. [...] Моя напряженная работа в АКО объясняется, кроме сказанного, еще тем, что по объему работы аппарат ФО слишком мал. Смешно сказать — в отделе все время имеется два-три квалифицированных работника, когда надо иметь их по моим подсчетам минимум 8-10 человек. Ведь хозяйство АКО — это же огромная махина, притом крайне разбросанная и неупорядоченная. Финансы, обращающиеся в этом хозяйстве, равняются чуть ли не полмиллиарду рублей. Ведь это же бюджет среднего европейского государства. А таким бюджетом здесь заправляют три работника. Ясно, что при таком положении огромное трудовое напряжение с их стороны неизбежно.

Надо, однако, сказать, что ненормальность такого положения новым руководством АКО (24), наконец, понята и им принимаются сейчас меры к усилению финансового аппарата АКО целой полдюжиной квалифицированных работников (25). Я особенно старался обратить внимание нового руководства АКО на эту сторону дела и рад, что добился в этом отношении некоторого успеха. Недавно я сам средактировал в Москву телеграмму о вербовке полдюжины финансистов, которая без возражений была подписана начальником АКО. Надеюсь, что к весне их завербуют и пришлют сюда, и тогда мне будет уже значительно легче. Боюсь только, что [карандашный текст стерт на сгибе и не читается] не найдется такого количества желающих поехать на Камчатку на тех даже повышенных условиях оплаты, которые мы сообщили Москве. Впрочем, поживем — увидим. [...]

14/Х. 12 часов ночи. [...] Приходил домой все время в 10-11 часов вечера, а теперь вот приходится засиживаться и еще дольше. Причина — ряд происшедших в последнее время событий в АКО, в результате коих я остался в ФО АКО чуть ли не единственным работником, а точнее сказать, так одним работником, т. к. все прочие лишь техники. Все это является следствием многочисленных «изъятий» работников АКО из обращения, как враждебных, вредительских элементов, изъятий, коснувшихся и ФО (26). Создавшаяся обстановка привела к тому, что мне пришлось помимо воли возглавить опустевший отдел и взять на себя тяжелую ношу руководства финансами АКО, находящимися в достаточно плачевном состоянии (27). Возглавив сейчас финотдел АКО, я крайне заинтересован в том, чтобы возможно скорее пополнить поредевшие ряды финансистов АКО квалифицированными работниками из Москвы. Поэтому прошу тебя передать В. К. (28), что он и главбух конторы (29) обязаны все силы приложить к тому, чтобы возможно скорее направить сюда заказанных им финансистов. Иначе они сами об этом будут жалеть, так как на собственной шкуре почувствуют последствия ослабления финаппарата Управления АКО. Да они уже и чувствуют, так как я уже и сейчас не в состоянии удовлетворить ряд важнейших требований Наркомата и запросов конторы. И не в состоянии потому, что некому работать, а один я охватить всего, разумеется, не могу. Правда, я стянул сейчас в свой отдел всё, что мог, но из привлеченных работников только один является ценным, а остальные — барахло, не способные работать более или менее удовлетворительно даже как исполнители. [...]

7. 9 января 1940 г. В. И. Румянцев — О. А. Черных. [Копия рукой О. А. Черных.] Оля, пишу тебе, а не непосредственно Любе, потому что, в связи с арестом и характером предъявленного мне обвинения допускаю возможность и ее ареста или высылки из Москвы (30). Это случилось с тысячами жен ответработников Дальнего Востока за последние три года. [...] Я арестован 8 января 1938 г. на Камчатке. Но мой арест совсем не связан с моей работой в АКО. Он произошел по распоряжению из Москвы на основании показаний, данных против меня моими старыми сослуживцами — вологжанами (31). [...] Правда, надо заметить, что и без этих оговоров вологжан я был бы тоже арестован, но месяцев на 8 позднее и уже по оговорам камчадалов — работников АКО, арестованных после меня, и сейчас в большинстве, кажется, освобожденных (32). [...] Вологжане оговорили меня в том, что я, якобы, совместно с ними был членом Московского руководящего центра нелегальной трудовой крестьянской партии (33). [...] Зная характер своих оговорщиков, я глубоко сомневаюсь в том, чтобы они сами были способны к такой «работе» и, конечно, не мог признать себя виновным во всей той чепухе, которую они наплели, вероятно, под физическим воздействием. Когда меня через месяц после ареста привезли в Хабаровск, то на первом допросе [в] УНКВД я, разумеется, отверг возведенное на меня обвинение, но это — увы! — не было принято следователем, и он сказал мне, что им нужно мое признание, и они от меня его добьются, так как средств воздействия на меня у них достаточно. При дальнейших допросах так именно и оказалось. Я хорошо познакомился с обещанными мне средствами воздействия, которыми они потчевали меня в течение многих дней. Сначала я терпел их применения и продолжал отказываться делать требуемые от меня показания, так как они явились бы сплошной ложью. Но в конце концов не вынес побоев и истязаний и дал вымышленные показания, решив, что лучше умереть под расстрелом, чем остаться на всю жизнь физически исковерканным. Я ожидал, что меня осудят и расстреляют в сентябре-октябре 38 г. Но этого не произошло. Многие мои сокамерники ушли на тот свет или в лагеря лет на 15-25, а я не был судим и остался жив. В 1939 г. методы допроса изменились, и я отказался (при новых допросах) от своих прошлогодних (1938 г.) показаний как вымышленных и ложных (34). УНКВД все-таки хотело меня судить, но прокурор Военного трибунала вернул им дело, видимо не находя в нем достаточных материалов для суда надо мной. Тогда ХабУНКВД передало мое дело в Москву, и Особое совещание при НКВД Союза дало мне в административном порядке пять лет заключения в лагерях за, якобы, участие в к. р. организации (с зачетом двух лет тюремного заключения). [...]

В Томско-Асинском ИТЛ (Томасинлаге) В. И. Румянцев пробыл до весны 1944 г., освобожден по болезни без снятия судимости. В Москву ему вернуться не разрешили. Он работал по своей специальности сначала в горнорудных поселках Кузбасса, а потом на Южном Урале. Умер от разрыва сердца в г. Миассе 18 февраля 1946 г. Виктор Иванович Румянцев был реабилитирован постановлением Президиума Камчатского областного суда от 21.06.62 г.

Примечания
1. Виктор Иванович Румянцев добрался до места новой службы достаточно быстро. Очень часто ожидание парохода во Владивостоке растягивалось от 1 до 1,5 месяцев. А штормовое море могло удлинить путешествие еще на несколько недель.
2. Селиванкин Владимир Андреевич (1896 −1940 гг.), руководил Финансовым отделом АКО до дня своего ареста 15.08.1937 г. Но все же приглашение В. И. Румянцева возглавить Финансовый отдел АКО в 1936 г. было неслучайным. Выступая на одном из заседаний в Наркомате в начале 1936 г., В. А. Селиванкин жестко и критично обрисовал сложившееся положение в системе АКО. Начальник АКО И. А. Адамович, специалисты Рыбного управления сочли это недопустимым. Взаимоотношения обострились. А. И. Микоян, несмотря на обращение В. А. Селиванкина, не разрешил ему уйти из АКО и заставил вернуться работать на Камчатку. Но, вероятно, эти события стали причиной поиска сотрудниками Московской конторы АКО новой кандидатуры начальника Финансового отдела.
3. То есть в штате отдела, возможно старшим инспектором или консультантом с окладом 900- 1 000 рублей в месяц.
4. Условия жизни в бараках и палатках «Акограда» были крайне тяжелыми. Об отсутствии постельного белья, бочек с питьевой водой, мест для приготовления пищи, своевременной бани, пьянстве, воровстве, бессилии милиции по наведению порядка постоянно сообщала «Камчатская Правда». Но среди этого были и образцовые «стахановские», с дежурными, обеспечивающими дисциплину, и минимумом скромных, коммунальных благ в виде бочки с чистой водой, кипятка, смены постельного белья, уборки территории. Палаточный жилфонд сохранялся и в зимний период.
5. Возможно, Петр Михайлович Никитиных, второй зам. И. А. Адамовича. Именно он курировал работу финансового и планово-экономического отделов. Вероятно, с ним В. И. Румянцев и согласовывал возникшую ситуацию со своим определением на работу в финансовый отдел АКО. Но принимал окончательное решение И. А. Адамович, вернувшийся из командировки по рыбокомбинатам Камчатки.
6. В. И. Румянцев ошибается. Уже с начала 1930-х гг. было установлено круглогодичное морское транспортное сообщение Камчатки с «материком». Это суждение человека, только что прибывшего, еще не успевшего освоиться в камчатских реалиях.
7. Управление АКО занимало одно из самых больших зданий в городе. На сегодняшний день не сохранилось.
8. Зимой в маленьком городе развлечений публичного характера действительно было немного. Проводив несколько десятков тысяч сезонников, город старался отдохнуть, перед новой путиной. Работал кинотеатр «Полярная Звезда», краеведческий музей, в театре шли спектакли. Летом очагов культуры становилось больше. Любимым и посещаемым местом был парк культуры и отдыха на Никольской сопке. Играл военный оркестр, проводились танцевальные вечера, работал открытый ресторанчик, тир, аттракционы. А на Култушном озере лодочная станция устраивала водные прогулки.
9. Но отчасти и служебно-материальной. Приехав на Камчатку «на заработки», специалисты устраивались подрабатывать в другие отделы на пол- или четвертьставки. Но эту работу выполняли уже в вечернее время, поэтому задерживались в управлении АКО до 10-11 часов вечера.
10. АКО выполнило свои обязательства по договору и предоставило жилье В. И. Румянцеву в АКО поселке по ул. Микояновской, д. 23, кв. 21.
11. «Камчатская правда» — печатный орган Камчатского обкома ВКП(б).
12. С 23.02 по 5.03.1937 г. проходил пленум ЦК ВКП(б).
13. Доклад И. В. Сталина на февральско-мартовском пленуме 1937 г. «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистов и иных двурушников» был воспринят на местах как сигнал к действию в осуществлении репрессий. А его выводы о проникновении врагов в «...той или иной степени во все или почти все наши организации, как хозяйственные, так и административные и партийные» придали им массовый характер. Поэтому неслучайно именно весной 1937 г. в рыбной промышленности Дальнего Востока органами НКВД была обнаружена «контрреволюционная эсеровская японо-террористическая организация, имевшая связь с ЦК партии социал-революционеров в Москве». Считалось, что контрреволюционная организация состояла из групп, действовавших в основных управлениях и трестах дальневосточной рыбной промышленности: Акционерном Камчатском обществе, Северо-Приморском госрыбтресте, управлении Главвостокрыбпрома, Дальгосрыбтресте и в др. По мнению следствия, «деятельность» организации была направлена на замедление темпов освоения рыбных богатств Дальнего Востока, неправильное размещение капиталовложений и срыв капитального и жилищного строительства, вредительство при строительстве крупных предприятий отрасли, массовый завоз в край антисоветского и контрреволюционного элемента, организацию диверсионных групп для совершения террористических актов, передачу японской разведке материалов об обороне и хозяйственном строительстве в крае (Мандрик А. Т. История рыбной промышленности Дальнего Востока 1927-1940 гг. Владивосток: Дальнаука, 1994. С. 111).
14. С 18.04. по 30.04.1937 г. проходила Вторая районная партийная конференция Петро-павловского района.
15. Иосиф Александрович Адамович (1896-1937 гг.) с февраля 1934 по 22 апреля 1937 г. начальник АКО. И. А. Адамович родился в г. Борисове (Минск) в семье рабочего-посудника. Окончил двухклассное церковно-приходское училище. С началом Первой мировой войны был призван в армию. Был награжден тремя георгиевскими крестами. После октября 1917 г. Адамович участвует в орга-низации отрядов Красной гвардии в Белоруссии. В 1918 г. помощник, а затем начальник Смоленского гарнизона. После окончательного установления Советской власти в Белоруссии, И. А. Адамович возглавлял Чрезвычайную комиссию по борьбе с бандитизмом. Затем был назначен председателем Совета Народных комиссаров Белоруссии. В конце 1920-х был переведен в Москву и возглавил Главсахартрест СССР. Несдача совхозами «Союзсахара» хлеба государству повлекла за собой в 1931 г. строгий выговор с запрещением занимать ответственные посты в течение двух лет. В 1932-1933 гг. И. А. Адамович работал уполномоченным Наркомснаба в г. Никольске Уссурийской области. В феврале 1934 г. А. И. Микоян назначает его начальником АКО. 10 марта 1937 г. по указанию УНКВД по Дальневосточному краю на начальника АКО было заведено следственное дело. В качестве основания выступали связи И. А. Адамовича с арестованным советским военным атташе в Великобритании В. К. Путной. Затем к обвинению добавились связи с врагами народа К. Б. Радеком, Н. И. Бухариным и др. Не выдержав травли, развернувшейся на районной партийной конференции, и предвидя свой арест, 22 апреля 1937 г. И. А. Адамович застрелился в собственной квартире, оставив предсмертную записку. В 1956 г. был реабилитирован (Петропавловск-Камчатский. История города в документах и воспоминаниях (1740-1990). Владивосток, 1994. С. 382-383).
16. С апреля по середину июня 1937 г. органами НКВД были арестованы специалисты Финансового управления, Планово-экономического отдела, Акоснабторга, Акорыбснаба, Петропавловского совхоза, ряд директоров, работников и рабочих рыбокомбинатов АКО. (Подробнее см.: Ильина В. А. Репрессии в системе Акционерного Камчатского общества в 1937 г. // Вопросы истории рыбной промышленности Камчатки. Сб. трудов. Петропавловск-Камчатский: Изд-во КамчатГТУ, 2007. Вып. 10. С. 212-230).
17. Федор Данилович Корнюшин (?-1938 гг.) — начальник Политуправления Нарком-пищепрома СССР. Прибыл на Камчатку в конце мая 1937 г. для дальнейшего расследования и выявления вредительства. С его приездом аресты управленцев и работников системы АКО продолжились и усилились. Бригадой Корнюшина ряд сотрудников различных управлений АКО были привлечены к составлению актов, «подтверждающих» вредительство в своих секторах и отделах. К сентябрю 1937 г. были арестованы начальники всех основных структурных подразделений АКО. С июня по сентябрь 1937 г. сам Корнюшин был временно исполняющим обязанности начальника АКО. В сентябре 1937 г. уехал из Петропавловска. Был репрессирован в 1938 г.
18. Александр Робертович Орлинский — Крипс (1892-1938 гг.). Учился в Петербургском университете. Принимал активное участие в студенческом движении в связи с делом Бейлиса. Порвав с эсерами, в декабре 1918 г. вступил в РКП(б). С 1917 по 1924 г. был членом бюро по делам военнопленных Петроградского военного округа, возглавлял отдел ПУРа Юго-Западного фронта. В 1924 г. назначен генеральным секретарем ОСОАВИАХИМа СССР. С 1925 по 1927 г. руководил отделом массовой работы МГК ВКП(б). С 1928 по1934 г. — редактор ТАСС и заместитель ответственного редактора газеты «За коммунистическое просвещение». В 1934 г. был направлен на работу в АКО. С августа 1934 по июль 1937 г. руководил Политсектором АКО. Был арестован 21.07.1937 г. Расстрелян 16.03.1938 г. Реабилитирован посмертно (ГАКО. ФП-1199. Оп. 1. Д. 957. Л. 1-7, 133, 166).
19. Сомневаться в том, что автор писал искренне, оснований нет, но следует иметь в виду, что дезорганизация управленческого и производственного процессов напрямую была связана с арестами в системе АКО. Летние месяцы всегда были самой «горячей» порой в работе общества. В это время шла путина, выполнялся весь производственный план, осуществлялся завоз грузов на следующий, 1938, год, велось строительство. И в «мирные» времена здесь случались сбои и авралы. А с арестом начальников всех основных управлений ситуация усугубилась. Утрачивалась возможность оперативного руководства. Оставшимся специалистам во всех отделах приходилось замещать арестованных, выполнять обязанности 3-4 работников, при этом «...люди буквально боялись один другого, за малую ошибку оговорку сейчас же его обвиняли в связи с врагами, квалифицировали врагом» (ЦДНИКО. Ф. 2. Оп. 2. Д. 217. Л. 9). Возникший кадровый кризис разрешился только к 1939 г.
20. Характерной приметой времени были многочисленные партийные активы и собрания. С 18.04. по 30.04.1937 г. — проходила вторая районная партийная конференция Петропавловского района: со 2 по 8.05.1937 г. — вторая областная партийная конференция; 8.05.1937 г. — первый пленум Камчатского обкома ВКП(б); 17-18.05.1937 г. — второй пленум Камчатского обкома ВКП(б); 20.06.1937 г. — собрание областного и партийного актива г. Петропавловска; 28-31.08.1937 г. — третий пленум Камчатского обкома ВКП(б). К этому необходимо добавить собрания на предприятиях города, комсомольские активы. Разоблачение врагов и выявление недостатков в проведении этой работы становились главной темой собравшихся. Вопросы усиления бдительности оттесняли на задний план вопросы хозяйственные. Из выступления на втором пленуме Камчатского обкома ВКП(б): «Сейчас решающие дни путины, перестройки нет, руководство АКО не извлекло для себя выводов из решения февральского пленума ЦК, как будто после троцкистско-вредительского акта Адамовича, Торопова и Никитиных (замы И. А. Адамовича — В. Ильина) должны были почувствовать и перестроиться, а на деле этого нет. Глушение самокритики еще процветает. Торопов и Никитиных не идут в массы, не разоблачают вредителя Адамовича...» (ЦДНИКО Ф. 2. Оп. 2. Д. 158. Л. 255).
21. Анастас Иванович Микоян (1895-1978 гг.). В 1934-1938 гг. был наркомом пищевой промышленности СССР и членом Политбюро ВКП(б).
22. А. С. Абарбарчук (? ) - с 1929 по 1937 г. работал в Наркомпищепроме СССР, управлении дальневосточной рыбной промышленности и различных трестах. Был приглашен на работу в АКО лично И. А. Адамовичем в феврале 1937 г. В июне 1937 г. А. С. Абарбарчук прибыл в Петропавловск, и возглавил Финансовое управление АКО. В октябре 1937 г. был исключен из партии и не избежал репрессий (ЦДНИКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 90. Л. 76-80).
23. Козьма Прутков — коллективный псевдоним, которым А. М. и В. М. Жемчужниковы и А. К. Тол-стой в середине XIX в. подписывали свои сатирические произведения. «Никто не обнимет необъятного» — один из приписывавшихся К. Пруткову афоризмов.
24. Прокофий Николаевич Притыко (1902-?). Родился г. Ейске. В 1916 г. окончил высшее начальное 4-классное училище. С 1916 по 1919 г. работал телеграфистом на станциях Ейской железной дороги. В 1919-1920 гг. служил в РККА, на Северо-Кавказском фронте. После демобилизации в 1920-1923 гг. был секретарем Белореченского партийного комитета. В 1923 г. направлен на учебу в окружную партийную школу в г. Майкопе. В 1925 г. призван на действительную военную службу, которую проходил в Москве, в Особой кавалерийской бригаде им. И. В. Сталина. С 1926 по 1929 г. был секретарем парткома Истомкинской мануфактуры в Подмосковье. В 1929 г. был командирован на учебу в Коммунистический Университет им. Я. Свердлова. С 1931 по 1932 г. работал в оргинструкторском отделе аппарата ЦК ВКП(б). В 1932 г. поступил на вечернее отделение в Экономический институт Красной Профессуры. Преподавал в Коммунистическом Университете. С 1934-1936 гг. работал начальником политотдела в подмосковных совхозах. В июне 1937 г. получил направление на Камчатку возглавить политсектор АКО. С октября 1937 по декабрь 1938 г. был начальником АКО. П. Н. Притыко пришлось управлять обезглавленной и парализованной огромной хозяйственной структурой. К тому же новому начальнику АКО не хватало опыта руководства. Осложняли ситуацию продолжающиеся аресты. Сам П. Н. Притыко был арестован 6.12.38 г. В июле 1941 г. его дело было прекращено, и он был освобожден (ЦДНИКО. Ф. 2. Оп. 2. Д. 222. Л. 1-17).
25. Меры по преодолению кадрового кризиса предпринимались. Однако только летом 1938 г. поредевший аппарат АКО будет немного пополнен, подобранными Наркоматом специалистами.
26. В начале 1937 г. в аппарате Финансового отдела АКО работало 16 человек (РГАЭ. Ф. 8198. Оп. 1. Д. 26. Л. 246). Пятого октября 1937 г. будут арестованы и. о. начальника Финансового отдела АКО — Соломон Александрович Сальский (1904-1938 гг.) и главный бухгалтер АКО — Михаил Яковлевич Айзенштадт (1890- ?). В этих обстоятельствах В. И. Румянцев был назначен и. о. начальника Финансового отдела АКО.
27. «Плачевное состояние» финансов АКО, «финансовые затруднения АКО», о которых упоминает автор в нескольких письмах, порождались самой централизованной советской финансово- кредитной системой. Еще хозяйственные реформы 1929-1933 гг. покончили с остатками хозрасчета. Инвестиции теперь делались не за счет собственных средств предприятия, а за счет госбюджета. В условиях государственного распределения ресурсов цена теряла стимулирующее значение, переставала быть ценой, потому что определялась не законами рынка, а решениями государственных органов. Поэтому хозяйственная жизнь предприятий страны определялась исключительно бюджетным финансированием. Неравномерное и недостаточное поступление госсредств в течение года вынуждало финансистов АКО осуществлять операции, которые сегодня обозначаются как «нецелевое использование средств». Многомиллионные долги прежних лет, значительно повышенная затратность при строительстве промышленных и гражданских объектов, осуществлении транспортных перевозок в условиях севера, новые направления деятельности общества — дополнительные слагаемые финансовой проблемы АКО.
28. В. К. — из контекста письма ясно, что это один из руководящих работников московской конторы АКО, известный Любови Алексеевне Румянцевой. Имя не установлено.
29. Имя не установлено.
30. Вопреки предположениям Виктора Ивановича, его жена Любовь Алексеевна не подвергалась репрессиям. Летом 1938 г. была арестована адресат этого письма — Ольга Алексеевна. Ей, так же как и Виктору Ивановичу, предъявили обвинение в принадлежности к «Трудовой крестьянской партии», но доказать это обвинение следствию не удалось, и в январе 1939 г. она была освобождена.
31. В письме от 9 января 1940 г. Виктор Иванович называет фамилии сослуживцев-вологжан, оговоривших его на следствии. Полагаем, что нет необходимости их публиковать. Но считаем необходимым указать, что впоследствии уголовные дела бывших коллег, на признательных показаниях которых было основано обвинение В. И. Румянцева, были прекращены за отсутствием в их действиях состава преступления, и эти люди были реабилитированы.
32. Большая часть арестованных в 1937 г. работников центрального аппарата, Финансового отдела АКО были приговорены к высшей мере наказания. В 1939 г. было прекращено дело только на М. Я. Айзенштадта. Определенную часть арестованных в конце 1938 г. работников АКО действительно освободили в 1940 г.
33. Дело «Трудовой крестьянской партии» было сфабриковано НКВД. В действительности такой партии не существовало.
34. В мае 1939 г. В. И. Румянцев на допросах отказался от своих прежних показаний: «Мои показания от 20 августа 1938 года... не соответствуют действительности... Я на Камчатке жил недолго, знал лично мало народу, а когда с меня начали требовать открыть свои контрреволюционные связи, я указал на лиц, с которыми я был служебно связан и фамилии которых запомнил к моменту дачи показаний» (ГАКО. ФП. 1199. Оп. 1. Д. 303. Л. 121-122).

Письма В. И. Румянцева из Петропавловска в Москву (1930-е гг.) / подгот. В. А. Ильина, В. А. Черных // «Камчатка: события, люди» : материалы XXV Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. — Петропавловск-Камчатский, 2008. — С. 194-203.

Вернуться к списку